"Бен Джонсон. Варфоломеевская ярмарка (Комедия в пяти актах)" - читать интересную книгу автора

бокам, чтобы можно было ляжки расправить! Ты разве что-нибудь соображаешь?
Хозяйка об твой стул обдерет себе весь зад, а тебе и нипочем. Ублюдок! Для
твоих комариных бедер этот стул в самый раз. Ну, что ты стоишь? Забился в
угол с огарком свечи: будешь искать блох в штанах, пока не подпалишь всю
ярмарку? Ну, наливай, хорек вонючий, наливай!
Оверду (в сторону). Я знаю эту непристойную женщину и запишу ее вторым
номером из числа обнаруженных мною беззаконий. Вот уже больше двадцати лет,
на моей памяти, как ее каждый год привлекают к ярмарочному суду за разврат,
мошенничество и сводничество.
Урсула. Наливай еще! Ах ты, ползучая тварь!
Мункаф. Пожалуйста, не сердитесь, хозяйка! Я постараюсь сделать сиденье
пошире.
Урсула. Не надо! Я сама сокращусь до его размеров к концу ярмарки. Ты
воображаешь, что рассердил меня? Да я, несчастная, чувствую, как источаю из
себя пот и сало: по двадцати фунтов сала в день - вот сколько я теряю.
Только тем и жива, что хлещу пиво. За ваше здоровье, соловушка! Да еще курю
табак. Где моя трубка? Опять не набита? Ах ты, черт паршивый!
Найтингейл. Легче, легче, Урсула, ты обдерешь себе язык, если будешь
так ругаться.
Урсула. Да как же мне надеяться, что он как следует исполняет свое
шинкарское дело, коли он ничего не помнит из того, что ему говоришь? Зря я
ему доверяю!

Найтингейл уходит.

Ну-ка, сударик, да постарайся же! Набей мне трубку лучшим табаком да прибавь
на четверть вот этой травки - белокопытника, чтобы его подкрепить. Я так
нажарилась у огня, что хочу потешиться дымком. А за пиво я надбавлю по
двадцати шиллингов за бочку разливного и по пятидесяти на каждую сотню
бутылок. Я тебя учила, как взбивать его. Когда наливаешь, смотри, чтоб в
кружках было побольше пены, бездельник, а как откупориваешь бутылку, хлопни
ее по дну да слей первый стакан, и каждый раз пей сам - даже если ты в самом
деле пьян; тогда тебе легче их обсчитывать и стыдно не будет. Но главная
твоя уловка, балда, должна заключаться в том, чтобы всегда суетиться и
второпях убирать недопитые бутылки и кружки, не слушая никаких возражений, и
быстренько приносить новые, чтобы успокоить потребителей. Ну, дай-ка мне еще
пивца!
Оверду (в сторону). Вот воплощенное беззаконие, огромное, как ее туша!
Надо это все записать, все до мельчайших подробностей.

Стук.

Урсула. Посмотри, сударик, кто там. И помни: моя цена пять шиллингов за
свинью - самое малое; а если супоросная свинья, так на шесть пенсов больше,
а если покупательница сама на сносях и просит свинины - надбавь еще шесть
пенсов за это самое.
Оверду. О tempora, о mores! {О времена, о нравы! (Лат.).} За одно то,
чтобы раскрыть это беззаконие, стоило поступиться и своим званием, и
почтенным положением. Как здесь обдирают несчастных потребителей! Но я
доберусь и до нее, и до ее Мункафа и выведу на чистую воду бездну