"Джек Йовил. Дракенфелс ("Warhammer: Вампир Женевьева" #1) " - читать интересную книгу автора

должен быть утвержден на этом посту и стать одним из двенадцати наиболее
влиятельных, после Императора, людей в Империи. "Дракенфелс" Детлефа
заставит умолкнуть любые голоса, которые могли звучать против кронпринца. И
все же, несмотря на всю политическую практичность затеи Освальда с
постановкой пьесы, которая должна будет напомнить миру о его великом
геройстве именно в тот момент, когда он готовился принять участие в
имперских выборах, Детлеф подчас считал, что кронпринц чересчур скромничает
насчет своих заслуг. Упоминая о деяниях, которые, когда речь шла о других
людях, провозглашались великими подвигами, он лишь пожимал плечами и просто
замечал, что "ничего другого не оставалось" или "я оказался там первым,
любой сделал бы то же самое".
Лишь после того, как начал говорить Руди Вегенер, Детлеф стал понимать,
что произошло в Рейсквальдском лесу по пути в крепость Дракенфелс и как
Освальд сумел удержать своих спутников вместе, по сути, одной силой воли. И
лишь когда жрецы Сигмара позволили ему, наконец, ознакомиться с
"Запрещенными рукописями Кхаина", Детлеф постиг, каким чудовищно
могущественным было вековечное зло Дракенфелса. Он начал увязывать это с
изысканиями, проведенными во время работы над "Историей Сигмара", и - с
тошнотворным спазмом в желудке - пытался постичь сознанием представление о
человеке, о смертном от природы человеке, который мог бы жить во времена
Сигмара, две с половиной тысячи лет тому назад, и который все еще ходил по
земле, когда на свет появился Детлеф Зирк. Ему было четыре года, когда
Дракенфелс умер, и он демонстрировал свой удивительный гений в Нулне,
сочиняя симфонии для инструментов, изобрести которые у него так и не нашлось
времени.
Детлеф сочинял монологи, делал эскизы декораций и насвистывал
музыкальные темы Феликсу Хуберманну. И "Дракенфелс" начинал обретать свою
чудовищную форму.

V

Высокий костлявый мужчина, который слишком сильно заикался, выскользнул
прочь: отпущенное ему время истекло.
- Следующий! - прокричал Варгр Бреугель.
Еще один высокий костлявый мужчина прошагал на временную сцену,
устроенную в бальном зале замка Кёнигсвальдов. Толпа высоких костлявых
мужчин шаркала ногами и бубнила.
- Имя?
- Лёвенштейн, - ответил мужчина низким замогильным голосом, - Ласло
Лёвенштейн.
Голос был отличный, жуткий. Этот Детлефу понравился. Он толкнул
Бреугеля локтем.
- Чем вы занимались? - спросил Бреугель.
- Я семь лет был актером Театра Темпль в Талабхейме. Перебравшись в
Альтдорф, я играл барона Тристера в постановке Театра на Гехаймницштрассе
"Одинокий Узник". Критик альтдорфского "Болтуна" отзывался обо мне как о
"лучшем трагическом актере, играющем в пьесах Таррадаша, своего и,
несомненно, всех прочих поколений".
Детлеф смерил мужчину взглядом. У него был рост, и у него был голос.
- Как думаете, Бреугель? - поинтересовался он тихо, чтобы не услышал