"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

дружку, тянулись к горловине, силились выскочить, но уровень воды
подтекающей посудины был невысок, просвет, оставленный рыбой, узок.
Парфенька, нагнувшись, стоял на четвереньках, глядел в нутро цистерны и чуть
не плакал от жалости. Такие-то пушистые крошечки, инкубаторные сиротки,
матерей не знали, жить только начали. Им плавать бы в мелком заливе,
радоваться тихой воде, солнышку, травяному бережку, а тут... Тут в сутемках
воды лежала, свернувшись толстенными неровными кольцами, голодная рыба,
позолоченная, волшебно прекрасная, с хлопающей веками голубоглазой головой,
ждала этих нежных, пушистых утят.
- Ну как? - спросил Витяй, покуривающий на подножке.
- Лупает глазами, ждет, - сказал Парфенька. - Должно быть, меня
боится. - И отпал от горловины, замер, ожидая.
Несколько минут утята пищали с тревожным постоянством, но вдруг
суматошно захлопали по воде крылышками-, писк стал отчаянно-пронзительным, и
Парфенька понял, что рыба начала обедать. Не прошло и минуты, как в цистерне
все стихло. Парфенька нагнулся к люку и почти перед собой увидел поднятую
веселую голову с голубыми глазами, с черными ресницами. Морда наполовину
высовывалась из воды, на конце виднелись два небольших отверстия. Неужто
ноздри? Но тогда, значит, Монах правильно говорил насчет двойного дыхания...
Розовые плавники-ладошки медленно шевелились, облегчая повороты красивой
лошадиной головы, и вроде бы благодарили Парфеньку за утят, а глаза просили
еще.
- Хватит, - прошептал Парфенька. - Десяточек скушала, и хватит. Ты
теперь не в вольной Волге плаваешь, а в машине едешь. Вечер наступит,
побольше принесу. Семируков теперь не помеха...
Вскоре привезли обед и шоферам. Заботкин расстарался, и на первое была
холодная мясная окрошка с квасом и свежими огурцами, а на второе шашлык из
баранины с зеленым луком. Пахучий, вкусный.
За поварих приехали семипудовая Анька Ветрова, заведующая сепараторным
пунктом совхоза, и тетка Паша, худая, грозная старуха, продавщица
"Пельменной". Шофера ей благоволили, как и толстомясой безмужней Аньке,
приветствовали обеих от души.
- На повышение рванули, бабоньки? Здрасьте, кормилицы!
- Аня, крошечка, неужто и кашеварить умеешь.
- Они у нас широкого профиля.
- Выходи за меня замуж, тетка Паша.
Поварихи в белых колпаках и халатах стояли в кузове грузовика, который
медленно, с краткими остановками двигался вдоль автоколонны. Анька звенела
алюминиевой миской по борту, наливала в нее окрошку, совала туда ложку и с
куском хлеба на тарелке опускала через борт шоферу - кушайте на здоровье.
Тот ставил еду на подножку своей кабины и торопился к тетке Паше за вторым.
- Посуду вернешь чистой, когда поеду взад, - предупреждала она, подавая
блюдо.
- Как чистой? У нас мойка своя, что ли?
- Оближешь, не барин. - И грузовик отъезжал к следующей машине.
Шофера смеялись, жаловались врачу Илиади, и тот обещал принять меры, но
тут же объяснял и причину такого распоряжения поварихи. Столовая-ресторан
"Очевидное - невероятное" еще не достроена, мойки нет, поэтому придется
потерпеть такие лишения. Впрочем, Заботкин обещал уже нынешним вечером этот
ресторан открыть.