"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

Дашуткой.
ИЛИАДИ: - Как врач я должен сказать, что человек, состоящий, грубо
говоря, из трех частей, подчиняется трем основным факторам: физиологическим,
временным и социальным...
БАЛАГУРОВ: - Вопрос сложный, и давайте обсудим его в другой раз, у нас
мало времени. Следующий? Ты, Сеня?
С. БУРЕЛОМОВ (ХРОМКИН): - Антирыбное ивановское тело есть экологическая
драма в виде наказания без преступления, поскольку человеческий вред природе
наносится не по злому намерению умысла, а без понятия вредности действия, по
причине легкомысленного недомыслия человечества.
РУЧЬЕВ: - Позвольте мне. Мы согласны проводить культурное обеспечение
работающих на рыбе и дальше, если...
БАШМАКОВ: - Вы еще, понимаешь, не обеспечивали, а уже,
извини-подвинься, "и дальше". Из молодых да ранний.
БАЛАГУРОВ: - Не отвлекайтесь, говорите по существу. После опроса
сделаем перерыв, подведем итоги и наметим план дальнейшей работы по вылову
рыбы или животного...
Парфенька подался к профессору и шепнул на ухо, можно ли выпустить воду
из цистерны. Ведь если у рыбы имеются ноздри и легкие, то пусть воздухом и
дышит вволю, чего ей мучиться, а нам каждые полчаса воду менять.
Профессор согласно кивнул.
Парфенька вздохнул и с нетерпением стал ждать перекура. И как это он
сам не додумался до такой малости, когда и ноздри на виду и веками хлопает
как корова! В первый-то день с полчаса, поди, лежала на траве, пока в
цистерну засунули. А что пасть сперва разевала, так ведь блесна там, больно.
Да-а, не просто поверить в такую двуосную чудовищу, которая и в воде и на
земле жить может, тут грамота нужна профессорская. Не зря им денежки-то
платят, и немалые, должно быть. Но почему же она пену в воде делала,
показывала, что задыхается?...
Едва Балагуров объявил перерыв, Парфенька выскочил в приемную, скатился
по лестнице вниз и оказался у рыбовозки. Витяй дремал, сидя в кабине.
- Сынок, спускай воду на землю. Она так дышать будет.
- Ты, батяня, не того? - Витяй, зевая, покрутил пальцем у виска.
- Спускай, притворялась она. Я с самим профессором говорил. - Парфенька
уже влез на цистерну и заглядывал в щель горловины. - У ей и легкие,
говорит, есть, и сердец много, а ноздри я сам видал. Откручивай и стой там,
я скажу, когда стопорить.
Витяй нехотя вылез из кабины, потянулся с хрустом и оханьем, потом
пошел и отвернул позади машины сливную пробку. Вместе с шумом хлынувшей воды
Парфенька услышал беспокойный плеск в цистерне, увидел, как рыба подняла из
опадающей воды голову, помотала ею, как лошадь, и фыркнула. Мелкие брызги
попали даже в лицо Парфеньки. А ведь ей жарко будет, подумал он, ощущая
босыми ногами горячую жесткость цистерны. И когда вытекло примерно две трети
воды и на поверхности показались кольца тугого рыбьего тела, он крикнул
"стоп". Витяй завернул пробку и влез наверх к отцу. Склонившись над
горловиной, они увидели, как рыба ополоснула у самого дна зеленую башку,
захлопнула жаберные крышки и, положив голову поверх высунувшихся из воды
колец своего тела, опять несколько раз фыркнула. Из узких ноздрей
разлетелись переплетенные веера брызг, и затем послышалось спокойное, как у
спящего человека, дыхание.