"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

многие десятки километров.
- Она не дура, - сказал Витяй Шатунов. - Зачем возвращаться назад когда
тебя утятами кормят, везут, поливают чистой водичкой. И любопытно: куда
привезут, что сделают. Я бы на ее месте так и ехал.
- И все-таки она уползла. Почему?
- Да надоело ждать, профессор, лежать без движения надоело. Она же
красивая была, вольная, где хотела, там и плавала. Может, у ней дружок был.
Или подружка.
- Подружка. Мы уже установили, что это самец.
- Ну да! С такими-то глазами, с длинными ресницами?! Как смекаешь,
батяня?
Парфенька представил прекрасную изумрудно-янтарную голову, с золотым
венцом вокруг, небесные, чарующие глаза, обрамленные черными ресницами, и
всхлипнул. Самец или самка, все равно не воротишь. Он как-то сразу поверил,
что никогда больше не увидит свое сокровище.
В тот же день он узнал, что в Ивановке кормачи Степа Лапкин и Степан
Трофимович Бугорков видели рыбу в своем заливе. Вчера поздним вечером,
рассказывали они, когда огороженные железной сеткой транспортеры с Лукерьей
уже не работали, вдруг оттуда послышался шум и они увидели, что Лукерья
сползает обратно в залив - быстро-быстро. Лапкин хотел перелезть через
ограду и задержать, но Бугорков напомнил о подписке, данной ими в милиции,
не подходить к рыбовидному чуду, и тот послушался. Тогда они кинулись за
своим начальником. Голубок уже спал, но все же внял их тревоге. Когда он
прибежал на берег, Лукерья (или наяда, как хочешь теперь зови) уже сползала
с последнего транспортера. У самого берега она прощально подняла голову,
повела глазами на небо, на Ивановку, улыбнулась и тихо, без плеска скрылась
под водой.
Рассказу кормачей Парфенька не поверил бы, но Голубок был мужик
положительный, он врать не станет и ничего не утаит. Вот даже грустную
улыбку заметил. Как же еще ей улыбаться, когда прощалась, как не погрустить!
Парфенька, не скрывая слез, рассказал об этом Сене Хромкину, и тот,
сочувствуя ему, предположил, что наяда стала уползать назад с того дня, как
заболел Парфенька. Ведь желоба-то мы покрыли, чтобы ее не беспокоить, и
цистерну покрыли, вот она и отползала потихоньку назад, когда ее везли
вперед в незримую безвестность. Может, потому, что привыкла к сердечному
вниманию Парфеньки, а тут его не стало, беспечный Витяй посадил в кабину
Светку Пуговкину и о наяде уже не думал. Все последние дни головные
грузовики двигались, должно быть, уже пустые.
Так это было или нет, теперь не важно. Парфенька долго и тяжело
переживал эту потерю, ежедневно сидел у залива с удочками в надежде увидеть
голубоглазую чудо-рыбу или хотя бы услышать удалой ее всплеск. Но тих был
волжский залив у Ивановки. Парфенька менял привады, наживки, блесны на
спиннинге, менял рыболовные места и терпеливо ждал сказочной поклевки.
- Не видать? - сочувственно спрашивал Голубок. И, не дождавшись ответа,
успокаивал самого себя: - Значит, далеко уплыла, утята целее будут.
Парфенька молча собирал снасти и отправлялся на велосипеде домой. Но на
другой день приезжал опять.
- Не горюй, Парфен Иваныч, - утешал по доброте Голубок. - Дело ее
вольное, природное, пусть плавает. Волга у нас просторная...
Может, и вправду пускай плавает, подумал однажды Парфенька, что это я