"Дмитрий Жуков. Алексей Константинович Толстой " - читать интересную книгу автора

младенцу, морщившему лобик и готовому закатиться в крике.
- Алешенька, Алеханчик, - прервав себя, растроганно забормотал Алексей
Алексеевич. - Бедное дитя, я сам буду заниматься твоим воспитанием...

Поскольку Алексей Перовский не изменил данному им слову и занимался
воспитанием нашего героя на протяжении последующих двадцати лет,
познакомимся с ним поближе хотя бы ради того, чтобы предположить, в каком
направлении могут развиваться задатки, заложенные в Алексее Толстом его
природой.
Но сперва старшие "воспитанники" проводили своего "благодетеля" до
Горенок, где он и остался, потому что дворец в Почепе все еще приводился в
порядок. От Москвы до Горенок всего девятнадцать верст. Дорога шла через
шереметевскую вотчину Кусково; чуть в стороне оставалось Перово, давшее
фамилию "воспитанникам". Горенки было место, графом Разумовским обжитое,
здесь он занимался селекцией, выводил новые виды растений, одна ботаническая
коллекция в этом имении оценивалась в полмиллиона рублей. Заведовал тут всем
знаменитый ботаник Фишер, позже директор Государственного Ботанического
сада. Алексей Перовский прошелся еще раз по оранжереям и парку, припоминая о
своих занятиях ботаникой в угоду "благодетелю".
Алексея Алексеевича влекла литература, но ему все было недосуг проявить
себя в ней основательно. После ссоры с "благодетелем" и ухода Николая он
оставался старшим среди "воспитанников" и был под не слишком ласковой, но
бдительной опекой. Разумовский определил его к себе в Московский
университет, а через два года, в девятнадцать лет, Перовский уже получил
степень доктора философии и словесных наук и, по положению, прочел три
пробные лекции на трех языках. На русском - "О растениях, которые бы полезно
было размножить в России", на немецком - "Как различаются животные от
растений и какое их отношение к минералам" и на французском - "О цели и
пользе Линнеевой системы растений". Благодетель был доволен, и все три
лекции вышли книжкой в следующем, 1808 году.
Меньше удовольствия доставляли графу меланхолическая мечтательность и
попытки Алексея Перовского приобщиться к поэзии. Трагический надрыв в
юношеских стихах, написанных в подражание Карамзину, вызывал у графа
недоумение и подозрение, что воспитанник не совсем счастлив, несмотря на
сыпавшиеся на него милости.
Впрочем, "благодетель" тоже не чурался словесности, а мрачное
настроение воспитанника в стихах скорее объяснялось романтической модой.
Граф поспешил пристроить Алексея Перовского на службу в Сенат, но жизнь в
Петербурге была новоиспеченному коллежскому асессору не по душе; угнетала и
опека благодетеля, ставшего вскоре министром просвещения.
Москва, студенческие годы вспоминались приятно, и Алексей Перовский
обратился к московскому попечителю Голенищеву-Кутузову с просьбой устроить
его экзекутором в одно из сенатских учреждений древней столицы.
Павел Иванович Голенищев-Кутузов был ставленником нового министра и
тотчас доложил тому о своей услуге. Они с Разумовским были в одной масонской
ложе. Искательный и ловкий, московский попечитель писал министру доносы на
профессоров и на Карамзина, о чем остряк Воейков выразился так:

Вот Кутузов: он зубами
Бюст грызет Карамзина...