"Александр Кабаков. Поход Кристаповича." - читать интересную книгу автора

таблетки запивала глотком коньяка - тогда рябь и туман становились
особенно густыми, жила в полусне, к тому же всю первую половину дня
раскалывалась голова. Серые глаза, залитая кровью белая рубашка, смешные
джинсы и рукоятка финки время от времени всплывали в поле зрения откуда-то
сбоку, иногда заслоняли все, иногда колыхались где-то на периферии зрения,
но совсем на исчезали ни на минуту...
На Новый год Георгий сделал два предложения: утром тридцать первого
предложил Елене Валентиновне выходить за него замуж и ехать праздновать
это решение одновременно с Новым годом в загородный ресторан, где,
оказывается, его друзья еще месяц назад заказали столик. Елена
Валентиновна посмотрела на него, стараясь пробиться через проклятый туман,
остановить взглядом это прыгающее лицо, но не сумела - рябь шла волнами, с
подлого лица смотрели светло-серые глаза - те самые, с мохнатыми ресницами
и виноватым выражением... Она кивнула - согласилась, по этому поводу
быстро выпили две бутылки шампанского - прямо с утра. Георгий куда-то
исчез, Елена Валентиновна послонялась по квартире - день был выходной,
дочь еще вчера уехала, кажется на какой-то зимний пикник, было пусто и
тоскливо, как и прежде бывало ей по праздникам, делать ничего не хотелось
- на кухне обнаружила гигантскую мутную бутыль розовой жидкости с
парфюмерным запахом, вспомнила, что это принес вчера какой-то человек,
сказал, что домашнее вино. Попробовала - вино оказалось прекрасное.
Разбудил Георгий, совал в лицо пластиковый мешок, вытряхивал из него
блестящее платье, отливающее металлом, - такого она раньше не то что не
носила, и не видела никогда. Хотела встать - покачнулась, ее едва не
вырвало прямо на шикарное платье. "Э-э, дорогами Леночка, - захохотал
Георгий - похмеляться надо, да? Сейчас, сейчас..." Почти насильно влил
полстакана коньяку, потащил под ледяной душ, когда через час она почти
очухалась - рвало ее минут десять - снова заставил выпить коньяку... Часам
к семи она уже была совсем в норме, и даже весело ей вдруг стало, хотелось
в ресторан, о котором она раньше только слышала какие-то неотчетливые
легенды, танцевать хотелось - она все забыла, будто и не было ничего, и
даже Георгий, достающий из огромной плоской коробки невиданно тонкие
сапоги и ахающий - какая фирма, а, смотри, какая изящная вещь, а, - не
раздражал ее, будто так и должно быть - все эти вещи и такой человек в ее
квартире... "Рублей сто, наверное, сапоги", - сказала она с уважением.
Дочь, которая вдруг оказалась здесь же - пикник не удался, что ли, -
засмеялась с выражением всего того же холодного внимания в ускользающих
глазах: "А триста не хочешь? Не те понятия у тебя, мамочка,
доисторические..." Сама она тоже собиралась в какую-те компанию,
заглядывала в зеркало через плечо отчужденно взирающей на себя Елены
Валентиновны. Георгий протянул девчонке такую же коробку с сапогами - Бог
его знает, откуда он их извлекал, как фокусник. Дочь застыла, потом,
пробормотав "Спасибо, Георгий Аркадич", ушла в комнату, натянула сапоги и
осталась сидеть на диване, вытянув перед собой ноги, будто оцепенела...
На плечи Елене Валентиновне Георгий накинул свою дубленку. "Слушай, и
то приличней, чем твое пальто-мальто..."
Перед рестораном, на стоянке, снег был сплошь гофрирован шинами, из
стилизованного деревянного дома рвалась музыка, милый Елене Валентиновне
запах сосен, напоминающий о прошлых, нормальных, невозвратимых зимах с
лыжами в Богородском парке, мешался с тошнотворным запахом бензина и