"Вячеслав Кабанов. Все тот же сон " - читать интересную книгу автора

стекла. Утром вдоль Главной улицы, ведущей к порту, начинали разгребать
свежие развалины домов. Их там почти не осталось. Чудесным образом уцелел
деревянный дом с башенкой у самого порта (его снесли уже в семидесятых,
чтобы поставить бетонное чудище) и еще ресторан "Маяк" (переназванный
зачем-то в "Геленджик").

Тут тетя Лида вспомнила, что она еврейка, а уехать было нельзя. Тогда
они с моей сестрой Ирой погрузили барахло на тачку и ушли в Москву. Шли они
два года.

Видимо, тетя Лида была основной добытчицей корма. Без нее совсем стало
голодно. Мы с пацанами бегали в горы, собирали орехи и дикие груши. Как-то
раз перед нами, посреди тропинки, кольцами свилась гадюка. Она подняла
голову, как кобра, и посмотрела на нас без любопытства, холодно. Нас всех
обуял такой ужас, что мы, ничего не видя, боясь обернуться и слыша лишь
ветер в ушах, летели до первых домов, сверкая голыми, беззащитными пятками.

Потом была осень, напал норд-ост. Мы перебрались в самую крохотную
комнатку, половину которой занимала печь, и понемногу грелись своим
деревянным забором. Им же грелись соседи.

Для прокормления баба Шура завела коммерцию с каким-то солдатом, и ему
задолжала. Мы в страхе ждали его прихода. В один прекрасный хмурый день
дверь заскрипела, отворилась, и он вошел, заслонив Божий свет. Баба Шура
подалась к нему, как на закланье, я замер на полу. Солдат обнял бабу Шуру и
улыбнулся мне. Глаза были синие. Потом он вынул из вещмешка хлеб и консервы.
Это был не тот солдат, он был хороший, но я затаился, не зная еще, чего он
запросит за эти почти несметные сокровища. Мне было уже пять с гаком, я
хорошо знал жизнь и знал, что никто просто так ничего не приносит. Таков был
закон жизни, ясный и простой, как сама эта жизнь, в которой надо все самому:
уберечься от бомбы, согреться, добыть еду. Жизнь не знала страданий и горя:
бомбят, - лезь под кровать, замерз, - добудь огонь, хочешь есть - ищи. Вот и
все. Какие страдания? Жизнь проста.

Этот солдат сбил меня с толку. Звали его Борис, и он ничего не хотел
для себя. Он был не то знакомый знакомых, не то родня родни. Уходя, он велел
мне назавтра явиться в их расположение. Я знал этот дом с большим садом, его
огибало шоссе, переходя с Первомайской в Тельмана. Там жил знакомый
интеллигент Николай Васильевич. Я не знал, что такое интеллигент, но
понимал, что он - интеллигент...

Меня накормили кашей и дали с собой - целый котелок. И еще чего-то:
хлеба и, кажется, сухарей...

И дикий зверек, что начинал во мне жить, стал понемногу домашним. Я
вернулся в счастливое детство.

Кстати, об интеллигентах. В Геленджике, в этом заросшем ромашками
городе, где в прозрачно-голубом воздухе мешались запахи акаций и жареной
рыбы, водились эти ни на что не похожие люди старинной, нездешней выделки.