"Любовь Кабо "Ровесники Октября" (роман) [H]" - читать интересную книгу автора

коммунистов перевешаем, и мальчика меерсоновского так напугал однажды, что
тот заикается с той поры, и на старшую Соню сколько раз замахивался, и на
дверь Меерсонов, извините, мочился, "это ничего, говорил, здесь жиды
живут, так и нужно...".
Председатель домкома Капустин, который говорил все это, был человек
партийный, рассудительный, и по тому, какие взгляды бросала на подсудимого
судья, полная женщина в красной косынке, мы, пятиклассники, поняли, что
ничего доброго ждать Гусарову не приходится, не пощадит его народный суд.
И подлипалы гусаровские это поняли, потому что присмирели как-то, и,
наверное, сам Гусаров понял это: вид у него стал такой, словно не о нем и
речь, так, завелся на белом свете другой какой-то антисемит и гадина.
Так что - вот она, личная наша стартовая площадочка: битком набитое здание
районного суда. Мы сидели рядком на подоконнике, четверо делегатов от
пятого класса. Очевидно, это заведующая школой. Клавдия Васильевна
Звенигородская, придумала, чтобы самым своим составом делегация
пятиклассников свидетельствовала: вот как дружат у нас в школе дети разных
национальностей. Но ни мне, ни Жорке Эпштейну вовсе не приходило в голову,
что мы евреи, - да, кажется, и никому из сидевших в зале, - так что
воспитательный эффект данного мероприятия был Клавдией Васильевной
несколько преувеличен. Только то, наверное, и могло прийти при взгляде на
нас, что вот, дескать, как нынче ребятишек воспитывают, хорошо ли, плохо
ли, - до всего им дело.
Что-то вроде этого и говорила сейчас соседка Меерсонов, тетя Веруня: вот
как правильно воспитывает ребятишек родная наша советская власть!.. Соня
Меерсон недаром предупреждала товарищей, что тетя Веруня - известная
склочница и неискренняя очень и что с ней, наверное, больше всего будет на
суде хлопот. Тетя Веруня просто соловьем заливалась: и товарищем
Капустиным все жильцы дома номер двенадцать довольны очень, и с
Меерсонами-то они все душа в душу живут, и что Соня, конечно, болезненная
девочка, это правильно товарищ школьный врач тут говорил, но соседи вовсе
тут ни при чем. Сонечка летом в пионерлагере была, ее там, наверное, гроза
испортила... Соня смотрела на нас издали горячечно-тлеющими своими
глазищами, и на худеньком лице ее были испуг и торжество: "Видите! Я же
говорила вам, какая тетя Веруня "с Волги рыба". "С Волги рыба" на
изысканном языке пятиклассников означало "сволочь". И мы, все четверо,
взглядами соглашались с ней, что тетя Веруня - просто потрясающая "с Волги
рыба".
Шурка Князев, сын школьного дворника дяди Феди, сидел, спрятав кисти рук
куда-то под себя и ссутулив угловатые мальчишеские плечи, обтянутые
сатиновой косовороткой. Шурка был в классе самый значительный и самый
авторитетный человек. Искушенное выражение узкого его лица, казавшегося от
сплошных веснушек не до конца отмытым, хитрые, вечно смеющиеся, бледной
голубизны глаза - все это свидетельствовало, что Шурка - парень ух какой
тонкий: все он понимает, всю подноготную знает про всех, - спасибо, если
вслух не говорит из вполне понятных соображений.
Закадычная моя подружка Маришка Вяземская сидела с другой моей стороны.
Личико у Мариши малокровное, бледное, и вечные болячки на губах,
доставляющие ей уйму хлопот, и вдоль щек висят шелковистые, длинные косы.
Маришка - вся в своих мягких, чистосердечных улыбках. Улыбается Соне,
потому что Соню и правда жалко, улыбается заседателям и судьям, чуть ли