"Франц Кафка. Нора" - читать интересную книгу автора

риску неведомой судьбы, поэтому я хочу оставить после себя все в полном
порядке, иначе выйдет так, что я, боровшийся за его покой, сам этот по-кой
нарушил и тут же не восстановил. И вот я начинаю с того, что загребаю
обратно в ямки вырытую оттуда землю, работа мне слишком хорошо знакомая, я
выполнял ее бесчисленное множество раз, почти не ощущая как ра-боту,
особенно это касается последнего утрамбовывания и выравнивания,- и это,
конечно, не самовосхваление, а просто правда - я способен выполнять ее с
непревзойденным мастерством. Но сейчас мне трудно, я слишком рас-сеян,
посреди работы я все вновь и вновь прикладываю ухо к стене, слушаю и
равнодушно предоставляю едва собранной в кучу земле снова сползать на дно
хода. Последние работы по отделке жилья, требующие более на-пряженного
внимания, я едва в силах выполнять. Не-уклюжие бугры, безобразные трещины
остаются, уже не говоря о том, что прежний изгиб нескладно залатанной стены
не удается восстановить. Я стараюсь утешить себя тем, что все это лишь
предварительные меры. Когда я вер-нусь и спокойствие будет восстановлено, я
окончательно исправлю погрешности, тогда все удастся сделать мигом. Да, в
сказках все совершается мигом, и подобное утеше-ние тоже сказка. Было бы
лучше сейчас же закончить всю работу, гораздо полезнее, чем то и дело
прерывать ее, странствовать по ходам и устанавливать новые точки, где слышен
шипящий звук, что отнюдь не трудно - достаточ-но остановиться в любом месте
и прислушаться. И я делаю еще ряд бесполезных открытий. Временами мне
кажется, что звук прекратился, ибо наступают долгие пау-зы, порой шипенье не
расслышишь- слишком громко пульсирует в ушах моя собственная кровь, и тогда
две паузы сливаются в одну и на минутку воображаешь, будто шипенье умолкло
навсегда. И уже не слушаешь, вска-киваешь, в жизни наступает перелом,
чудится, словно открылись родники, из которых в жилище льется тишина.
Остерегаешься сразу же проверить свое открытие, ищешь кого-нибудь, кому
можно сначала без колебаний его доверить, галопом мчишься на укрепленную
площадку, вспо-минаешь, что всем существом пробудился для новой жизни, что
уже давно ничего не ел, вырываешь из-под засыпавшей их земли какие-нибудь
запасы, не успевая проглотить их, бежишь к тому месту, где было сделано
невероятное открытие, чтобы наскоро, во время еды, про-верить еще раз,
слушаешь, но даже при беглом слушании тотчас убеждаешься, что ошибся - там
вдали опять раз-дается несокрушимое шипенье. И тогда выплевываешь пищу, и
хочется затоптать ее, и возвращаешься к работе, но даже не знаешь к какой;
где-нибудь, где это кажется необходимым, а таких мест достаточно, начинаешь
маши-нально что-то делать, как будто явился надзиратель и перед ним нужно
разыгрывать комедию. Но едва ты не-много поработал, может случиться, что
тебя ждет новое открытие. Тебе вдруг чудится, будто шипенье становится
громче, ненамного громче, конечно, тут можно говорить всегда лишь об очень
тонких различиях, но все же несколь-ко громче, и ухо это ясно улавливает.
Усиление звука кажется его приближением, и еще отчетливее, чем это
уси-ление, прямо-таки видишь его приближающийся шаг. Отскакиваешь от стены,
пытаешься одним взглядом оки-нуть все неожиданности, которые повлечет за
собой это открытие. Возникает чувство, что в сущности жилье ни-когда не было
устроено так, чтобы выдержать нападение, намерение, правда, было, но вопреки
всему жизненному опыту опасность нападения и меры защиты казались очень
далекими, а если и не далекими (это же было бы неправдоподобно!), то по
своему значению гораздо ниже, чем создание обстановки для мирной жизни,
почему ей всюду в жилье и отдавалось предпочтение. Можно было многое в этом