"Андрей Калганов. Родина слонов ("Шаман всея Руси" #2) " - читать интересную книгу автора

пасынок, нечисть всякая у него на побегушках, и даже Морена слову его
внемлет!
Про купчишку-то людины знали, но веры к пройдохе у них не было. За
гривну мать родную продаст! Вот и их, верно, продал. Харей того купчика
звали, а к лютичам он прибился из корысти, потому как тайный знак братства
многие двери открывал. Видать, польстился Харя на посулы, да и впрямь указал
дорожку пустобреху... Только вот пришлец здесь без надобности, потому
человечишка пустой и веры в нем нет.
Лютичи поглядели на чужака денек-другой, блазню его послушали, а потом
и сказали: "Мы, мил человек, не знаем никакого Отца Горечи, а про братство
лютичей слыхом не слыхивали, шел бы ты от греха..."
Другой бы собрался и поминай, как звали. А этот опять за свое.
Надоело лютичам. Улучили момент, когда пришлец в корчме сидел да медком
наливался, и накинулись разом. Мужик даже вякнуть не успел, как оказался на
полу с кляпом во рту.
Сперва хотели тут же и кончить Божана, но, обмозговав, решили, что не
их это дело судить, кому жить, а кому к пращурам отправляться. На то Отец
Горечи имеется. Бросили мужика в поруб и стали дожидаться предводителя. Не
сегодня завтра явится Отец Горечи в селение - в канун полнолуния он завсегда
избы обходит да над каждым порогом заклинания шепчет - вот пусть и
разбирает.
А ходока отправлять на болото, в логово предводителя (жил Отец Горечи
посреди топи на островке небольшом), лютичи поостереглись. Не жалует Отец
Горечи гостей незваных, проклянуть в сердцах может, майся тогда...

Лето Года Смуты. Куяб. Двор Любомира

Радож вошел в круг и, покрутив ус, веско сказал:
- Видим, в бою разума не теряешь, видим - хитер, недруга в ловушку
заманишь и себя, и дружину, тебе порученную, сохранишь. Добре, добре...
Верно говорю, хлопцы?
Тем временем Кудряш очухался и встал, потирая макушку.
- Видать, богам не по нраву распевки твои пришлись, - не преминул
съязвить Радож. - Тебе, балбесу, наука...
Кмети захохотали. Кудряш, против обыкновения, отмалчивался, хоть
справному воину и не пристало затаивать обиду на задиристые шутки, а
пристало отвечать тем же.
- Вдругорядь любовные присловья на битье шепчи, в них-то, небось, толк
больший знаешь, чем в частушках бузовных, - под хохот товарищей жалил
широкоплечий, конопатый кметь по имени Крапива. - Глядишь, и нашепчешь
удачу...
Кудряш понял, что бычиться себе дороже - заклюют. Тряхнул кудрями,
подбоченился.
- Тя, Крапива, - плюнул под ноги Кудряш, - хоть под любовные пришепты,
хоть под заупокойные песнопения ромейские, хоть без звука всякого - один
хрен, бить противно.
- И что так?
- Да вишь ты, дело-то какое, уж больно вонюч ты в драке. Тебя кулаком
ткнешь, ты в ответ треснешь нижним треском, а у меня нюх чувствительный...
Крапива онемел от такой напраслины, на шее вздулась жила.