"Андрей Калганов. Родина слонов ("Шаман всея Руси" #2) " - читать интересную книгу автора

одного. Стрелами, как куропаток, - и вся недолга. Бабы еще нарожают.
Что там в хоромах осталось? Жаден Истома, другой бы плюнул, а этот все
до последнего выметет. И не скажешь: не усердствуй, князь, все одно не
дойдет обоз...
Вот уже две седмицы Истома жил в воинском стане близ Днепра, чтобы
подальше от людинов. В граде жить боялся - разгулялась дружина, много обид
людинам учинила, могли и навалиться всем миром, а в городе-то дружину бить
любо-дорого. Теперь вот хозяином себя почувствовал... Костерил Ловкач князя.
Наконец к ближнику подбежал челядин, поклонился, отерев пот с лица:
- Князь велел телеги выводить и тебе передать, чтоб к нему поднимался.
Ловкач подозвал людина, распорядился насчет телег и зашагал к хоромам.
Филин с Плешаком пристроились в хвост обоза, а Жердь встал в голове. На
возах, рядом с которыми оказались ватажники, под соломой были припрятаны
добрые луки и тулы, набитые стрелами. У пьяных же кметей луков, разумеется,
не было, потому как не в боевой поход шли, десяток повозок сопровождали.
"Знают дело", - ухмыльнулся Ловкач, заметив, как Филин с Плешаком
переглядываются и стреляют глазами то в одного, то в другого
сопровождающего - распределяют цели. Эти двое были добрыми стрелками и
перебить обозников могли играючи.

* * *

Истома ходил и ходил по просторной светлице. Нет покоя! Своды высокие,
воздуху много, прохладно (хоть и солнце на воле вовсю землю жжет), а дышать
нечем - грудь теснит. Может, оттого, что перебрал вчера зелья?
Темно было на душе у князя, так темно, как давно не бывало. И тело
ломило, будто от лихорадки, и голова раскалывалась. Пальцы то и дело сводила
судорога, придется за меч браться, так ведь и не удержит...
Но хуже всего были голоса... Голоса шелестели, как осенние листья,
гонимые ветром; голоса хрипели, как умирающие воины, визжали, как женщины, с
которых победители срывают одежды... Голоса предков! "Умрешь, умрешь,
умрешь... - шипели они. - Червь, слизняк, ты предал, предал нас, ты станешь
рабом, ты сгниешь в колодках, превратишься в ходячий труп... Проклинаем,
нигде тебе не будет покоя... На кого покусился, на своих же, как тать...
Пес, и сдохнешь, как пес..." Выло, визжало, орало в княжьем черепе. Истома
затравленно метался по светлице, ни на миг не находя покоя.
Неужто всё? Неужто конец? Дали боги удачу, да видно, на пирах прогулял
всю. Где теперь та удача? В телегах, что у Днепра станом стоят? Али в тех
дымах, что над Куябом тянутся? Али в дружине, что в волчью стаю обратилась,
того и гляди порвет ослабевшего вожака?
"Смерть, смерть, - шипели голоса, - вражда пожрет, душа искрошится..."
Истома стиснул голову и, упав на колени, завыл...
Не любили его сородичи, да что не любили - ненавидели. А за что? За то,
что поднялся над ними? Так сами же и возвысили. За то, что богатство нажил?
Так боги кому дают, а кому нет. Богатство-то от удачи, а удачей боги ведают.
Знал, шепчутся за спиной, мол, забыл свой род-племя Истома, мол, свел дружбу
с иноверцами. А дружинников его как только не величали: и упырями, и татьими
детьми, и кровопийцами, и ворами...
- Не того хотел! - рычал Истома.
А чего хотел - и сам не знал. Сперва-то, как возвели его в вожди