"Михаил Калинин. Горящий в капле зеркал" - читать интересную книгу автора

мельчайших подробностей: фарфоровые вазочки с искусственными цветами,
фотографии родственников в позолоченных рамках, висящие рядом с дверью ,
буфет с толстыми дубовыми створками и запыленными стеклами, какие-то куски
пола, -лакированный, устланный ромбиками паркет , ковер с мягким шерстяным
ворсом и следами от ножек обеденного стола, пятно на обоях в гостиной, сами
обои не бумажные, а какие-то клеенчатые с необычной фактурой; коллекция
копакт-дисков, разбросанные по полкам медиаторы, треснувший пульт от
телевизора, лопнувшие струны, и множество других занятных вещей, из тех,
которые составляли быт никогда незнакомого ему человека, он видел так четко,
что поражаясь реальности своих ощущений, ощущен!
!
!
ий не свойственных простому человеческому сну, просыпался и пытался по
маленьким кусочкам, быстрее, пока не улетучилась специфическая атмосфера
духовности царившая все время их встречи, запомнить, что бы потом в этом
мире, в общении с друзьями воссоздать все в полном объеме и подарить им,
друзьям, то окрыляющее чувство открытости и доброты которое испытывал сам...
И вот он ушел. Растворился в эфире всепожирающего страха, оставив парня
наедине с самим собой. Не остановил обреченную машину. Конечно он и сам умер
слишком рано, столького не успев, не найдя себе места на этом свете он
поспешил "туда", подгоняемый бесконечной жаждой, жаждой жизни. Но это не
умаляло страданий Алексея. Невыносимо больно было осознавать себя оставшимся
в одиночку перед кошмаром сна, ему была нужна, просто необходима какая-то
отдушина, чтобы избежать сумасшествия. И скоро он сумел найти замену, замену
всем вольно или невольно предавшим его.
Зеркало. В последнее время только зеркало своей безликой прозрачностью
делило с ним эту муку. Вот и сейчас, вскочив с кровати, он закурил и подошел
к нему. Страшная картина. Истощенное лицо, мешки под горящими безумным
блеском глазами, подрагивающая скула, искажающая рот злобной ухмылкой.
Алеша потрогал свое отражение рукой. Холодная поверхность стекла
казалось отторгала тепло его прикосновения. Молчаливая безысходность. "Мы же
смогли?!". Тишина. "Мы ведь вырулили?!",- крик, остервенелый вопль
разрезающий гранит удушливого летнего воздуха. И слезы: "Я ведь жив",-
всхлипывания, стон прозрения, как будто он о чем-то догадывается, но боится
себе в этом признаться. Соленые капли, падая в пепельницу , тушат красный
уголек. Безучастное отражение, напоминающее надгробие, бессильное уничтожить
боль, мрачно взирает со стены на своего хозяина и поглощает его фобию. Он
так и уснет здесь, возле зеркала, не доползя до постели, боясь остаться один
на один со своим сном и увидеть в его продолжении мигание милицейских
маячков, услышать вой сирены "скорой помощи", которая стоит возле
искореженного автомобиля из которого на половину вываливаются растерзанные
окровавленные тела, а вокруг лица , бесконечное множество лиц, поддельно
соболезнующих , ужасающихся и абсолютно!
!
!
безразличных, не хранящих в себе ничего кроме презрения к погибшим.
Кто-то скажет: "Пьянь", кто-то : "Нечего гонять", но это ничего не изменит.
Точка поставлена, жирная рубиновая точка на всем, что касалось двух молодых
ребят, распластанных посреди дороги в неимоверных позах, и безразличие
зрителей не разозлит покойников и они это знают и потому так безразличны. Но