"Анатолий Калинин. Возврата нет" - читать интересную книгу автора

месту и по другому, охаживай с боков и с кормы - она только покорно
вздыхает. А спустишь ее на воду - и опять она, повинуясь хозяину, поплывет
лишь туда, куда ему нужно. Всю свою жизнь будет ходить только туда, куда
направит ее хозяйская рука, его воля.

* * *

Время было и Михайлову вернуться к своему полю. Оно ждет его, еще почти
совсем не паханное, плуг только начал тянуть на нем свои первые
борозды-строчки. И пока он не допашет его, ни на что другое он не должен
смотреть, ничем иным не вправе взволноваться его сердце.
Да, но всегда легче выбиться из борозды, чем потом опять в нее
вернуться... И вот уже опять потянулась в нем и простегнулась через сердце
эта нить, связывающая вчера, сегодня и завтра. Быль и небыль. Зазвучал
мотив, без которого - он это знал - так же беспомощна мысль, как лодка без
весел. Ни в какое другое время он не бывал так счастлив.
...На Миусе армия продержалась почти год, один раз только отошла к Дону
и даже оставила Ростов, но нет, на этот раз не надолго: через неделю спять
вернулась. И не просто вернулась, а кое-где и сама переходила Миус,
наступала на высоту Соленую, на Саурмогилу и на высоту 101, пока не
установилась тишина на фронте. Зимняя белая тишина, которую изредка, как
топором, расколет выстрел и огласит короткий печальный крик, возвещающий о
том, что прекратилась еще одна жизнь, сгорело еще одно сердце. Но чаще всего
люди никли безмолвно, опускаясь в звенящий, обледенелый, бурьян, и еще одно
расползалось по снегу темное пятно, еще один расцветал зловеще яркий цветок.
С несчитанной щедростью засевала война такими цветами примиусскую зимнюю
степь, а гуще всего цвели они у подножий и на склонах высот. Сколько этих
цветов, столько и новых вдов, столько и слепнувших в своей ничем не утолимой
скорби матерей.
Нелегко, как при ослепительной вспышке, опять увидеть это окровавленное
поле даже и теперь, издалека, и так нелегко, что иногда ощутимо кажется, что
пуля, выпущенная из ствола еще тогда, пятнадцать лет назад, сейчас пройдет и
через твое сердце. И оно уже зазвенело в непонятном предчувствии и рванулось
ей навстречу. А ведь ему еще рано останавливаться, оно еще только в самом
начале своего пути, ему обязательно нужно найти Андрея.
Если к тому времени его кровь еще не пролилась на миусский снег, он
должен быть где-то здесь, в черных щелях и норах, которыми изрыты эти берега
и склоны. В каждой из них, как в ячейках сотов, есть жизнь, если это вообще
можно назвать жизнью. Оказывается, можно. И порой можно сделать ее почти что
удобной, эту окопную жизнь. Особенно если давно уже никуда - ни на запад, ни
на восток - не подавалась эта коварная зыбкая межа - передний край...
Затишье: идет позиционная война. Стукнет выстрел снайпера, разорвется мина.
В обжитых окопах устоялся смешанный запах портянок, ружейного масла,
махорки. Есть время и для дружеского разговора. Не на бегу, не под навесным
огнем. Поговорили, помолчали, и опять побратим повернулся к побратиму,
блестя глазами, пряча улитку в уголках губ.
- Раз мы допятились до Миуса, то тут нам на зиму придется и
прописаться. Купальный сезон, Андрей, давно уже закрылся, а принимать
вторичное крещение в Иордании мне моя антирелигиозная совесть не позволяет.
Для этого надо погорячее моего в господа бога и пресвятую деву Марию верить.