"Итало Кальвино. Паломар" - читать интересную книгу автора

Скользят по морю доски с парусами, лавируя, врезаются в потоки ветра,
задувающего в это время с суши. Напряженные фигуры держат вытянутыми руками
мачты, точно луки, сдерживая воздух, хлопающий полотном. Когда они,
пересекая отблеск, тонут в золоте, то паруса тускнеют, а непрозрачные тела
как будто погружаются во тьму.
"Все это совершается не с морем и не с солнцем, - думает плывущий
Паломар, - а в голове моей, в соединяющих глаза и мозг каналах. Я плаваю в
своем сознании, искристая дорожка только там и существует, этим она для меня
и притягательна. Это моя, единственно доступная познанию, стихия".
Но дальше думает: "Ведь я никак не угонюсь за ней, она все время
впереди, она не может быть во мне, раз я в ней плаваю, и раз я на нее
смотрю, то, значит, вот он я, а вон она".
Движения его теперь усталые и неуверенные: видно, размышления не
обостряют, а, напротив, портят удовольствие от плавания в отблеске, внушая
ощущение ограничения, вины, приговоренности. И еще ответственности, от
которой не уйти: дорожка существует потому лишь, что он здесь; а если он
уйдет, а если вылезут на берег или просто отвернутся все пловцы и все
купальщики, что будет с ней тогда? Он хочет, чтобы в распадающемся мире
уцелело самое недолговечное: этот мостик, перекинувшийся через море между
заходящим солнцем и его глазами. Плавать больше неохота, холодно. Но Паломар
упорствует, теперь он чувствует себя обязанным не выходить из моря до
заката.
Тогда ему приходят вот какие мысли: "Я ведь вижу этот отблеск, думаю о
нем и плаваю в нем лишь благодаря тому, что на другом конце дорожки -
солнце, льющее свои лучи. Главное - первопричина, лишь ослабленные
проявления которой - вот, к примеру, на закате - может выдержать мой взгляд.
Все остальное - только отблески, включая и меня".
Проплывает призрак паруса; скользит среди сверкающих чешуек тень
человека-мачты. "Без ветра эта штука из пластмассовых шарниров, человеческих
костей и сухожилий и нейлоновых канатов не смогла бы устоять, а ветер
превращает ее в судно, словно обладающее волей, устремленное к какой-то
цели; только ветер знает, куда движется доска и человек на ней", -
раздумывает Паломар. Вот если б, отрешившись от пристрастного и полного
сомнений "я", он смог найти себе надежную опору в первооснове всего сущего!
Но может ли в основе всех деяний и всех форм лежать одна-единственная,
абсолютная первопричина? Или несколько различных - силовые линии,
пересечение которых и определяет в каждый миг неповторимый облик мира?
"...Знает ветер и, конечно, море - водяная масса, поддерживающая
твердые тела, которые покачиваются на ней, как я или доска", - решает
Паломар, переворачиваясь на спину.
Теперь он созерцает блуждающие клубы облаков, клубящиеся чащами холмы.
"Я" Паломара опрокинуто в стихии: в огненные небеса, подвижный воздух,
воду-колыбель, опору-землю. Это, стало быть, и есть природа? Но всего, что
видит он, в природе не бывает: солнце не заходит, море не такого цвета, а
все формы таковы, какими проецирует их на сетчатку свет. Нелепо двигая
конечностями, плавает он среди мнимостей; человеческие силуэты в странных
позах, смещая свои центры тяжести и пользуясь не ветром, а геометрической
абстракцией, углом меж направленьем ветра и наклоном рукотворного
приспособления, скользят по гладкой коже моря. Стало быть, природы нет
вообще?