"Итало Кальвино. Паломар" - читать интересную книгу автора

"Я" синьора Паломара плавает в разъединенном мире - в пересечениях
силовых полей и векторных диаграммах, в пучках прямых, сходящихся и,
преломляясь, расходящихся. Но в глубине души его все по-другому, там
комочком, сгустком, пробкой притаилось ощущение: ты здесь, однако же тебя
могло бы тут не быть, ты в мире, коего могло бы не существовать, однако же
он есть.
Безмятежность мира нарушает вдруг волна, рожденная моторной лодкой; вот
она несется мимо, прыгая на плоском брюхе и разбрызгивая нефть. Переливчатая
масляная пленка, колыхаясь, проникает вглубь; вещественность, которой не
хватает бликам солнца, явно свойственна вот этим следам физического
пребывания человека, оставляющего за собою вытекшее топливо, продукты
сгорания, нерастворимые отходы, перемешивая жизнь и смерть и множа их вокруг
себя.
"Здесь моя зона обитания, - размышляет Паломар, - и не имеет смысла
думать, принимать все это или отвергать, ведь жить могу я только тут". Но
вдруг судьба всего живого на земле предрешена? Что, если гонку к смерти не
сдержать уже ничем?
Одиночный вал, рожденный лодкой, обрушивается на берег, и, когда вода
отходит, там, где как будто ничего и не было, кроме песка и гальки,
водорослей, крошечных ракушек, пляж пестрит теперь жестянками и косточками
от плодов, презервативами и снулой рыбой, пластиковыми бутылками и шприцами,
разбитыми сабо, похожим на черные веточки оливковым жмыхом...
Подхваченный волной от лодки и захлестнутый отходами, внезапно ощущает
он и себя отбросами, трупом, прокатившимся по побережьям-свалкам
континентов-кладбищ. Если бы вдруг на белом свете больше не открылся ни
единый глаз, за исключением покойницких остекленелых, блестящая дорожка
исчезла бы навсегда.
Впрочем, если вдуматься, это не ново: миллионы лет лучи ложились на
воду еще до появления способных уловить их взглядов.
Паломар ныряет, проплывает под водой, выныривает - вот она! Так и
появился некогда из моря тот, кто увидал это впервые, и ожидавшая его
дорожка наконец смогла похвастаться своим искристым блеском и изящным
тоненьким концом. Они, дорожка и созерцатель, были созданы друг для друга,
и, может быть, не появление того, кто мог ее узреть, породило ее, а,
наоборот, сама дорожка никак не могла без взгляда, озирающего всю ее с ее
вершины.
Паломар пытается вообразить мир без себя - тот беспредельный, что
существовал когда-то до его рождения, и тот гораздо более загадочный, что
будет после его смерти, мир до появления глаз, до первого на свете глаза, и
тот, который завтра в результате катастрофы или медленного разрушения
ослепнет. Что же в этом мире происходит (произошло или произойдет)? Точно
посланный солнцем луч отражается в спокойном море, играя на подрагивающей
воде, и вот материя, воспринявшая свет, членится на живые ткани, и - впервые
или вновь - вдруг расцветает око, множество очей...
Доски для скольжения все уже на берегу; последний из купальщиков,
носящий имя Паломар, продрогнув, тоже выбирается на сушу, Проникшись верой,
что дорожка без него не пропадет, он наконец-то вытирается махровой
простыней и отправляется домой.