"Акилле Кампаниле. В августе жену знать не желаю" - читать интересную книгу автора

известно. Она знает, что у вас еще пять любовниц, носящих то же
имя, и ищет вас, чтобы убить. Если вам дорога жизнь, бегите,
оставьте ее, постарайтесь забыть ее и не напоминать ей о себе.
Примите уверения в совершенном почтении и проч. Дальше
следовали подписи.
Я перечел письмо три или четыре раза в надежде, что не так
его понял, как это со мной иногда случается. Но, к несчастью, я
понял все правильно. Моим первым порывом было покончить с
жизнью, но затем, немного успокоившись, я подумал:
"Нет. Я обязан жить. Ради своих детей, которые
когда-нибудь у меня будут. И, в конце концов, если даже я и
потеряю одну Радегонду, у меня остается еще пять".
Но тут передо мной встал ужасный вопрос, на который у меня
не было ответа: какая из Радегонд все узнала и хочет меня
убить?
Страшная неизвестность. Как я мог встречаться с одной из
моих Радегонд, не зная, та ли это, которая хочет меня убить? Я
решил отправиться в далекую страну, бросив их всех, и тем же
вечером сел на корабль.
На корабле я страшно мучился из-за морской болезни и
постоянного страха встретиться с той из моих любовниц, которой
хотелось меня убить. В редкие минуты спокойствия, которые мне
дарила морская болезнь, я вглядывался в горизонт, опасаясь
появления этой мстительной женщины. Но море брало свое, и я, к
счастью, провел бoльшую часть пути в совершенно неописуемом
состоянии.
Я страдал главным образом оттого, что был одет, как
тореадор, - это можно было бы видеть на рисунке № 1, если бы
таковой оказался. Помню, что последние дни пути я провел,
обхватив трубу парохода, в состоянии полной прострации.
Единственное, что меня как-то поддерживало, - так это мысль о
том, что я вне опасности, и надежда на кораблекрушение.
Высадившись на берег, я решил переменить имя, чтобы не
быть узнанным; но я не знал, какое имя мне взять. В сомнениях я
обратился в специальное агентство и спросил у служащего:
- Какое имя мне взять, чтобы не быть узнанным?
- Дайте подумать, - сказал служащий, - приходите завтра.
Часы на соборе Вестминстерского аббатства били час, когда
на следующий день я входил в агентство.
- Ну? - с волнением спросил я у служащего. - Вы нашли,
какое имя мне взять, чтобы не быть узнанным?
- Да, - ответил тот, - подождите, я его записал. - Он
порылся в своем журнале и сказал: - Вот. Нужно, чтобы вас звали
свистком.
С того дня я стал всем говорить, чтобы меня звали
Свистком. Я стал раритетом, потому что во всем мире было мало
таких, которых звали Свистком. Более того, могу сказать - я был
единственным.
Ладно, казалось, что все устроилось наилучшим образом, с
моим новым именем меня никто не узнавал, когда произошло