"Альбер Камю. Письма к немецкому другу" - читать интересную книгу автора

не мне принадлежащее: "Я слишком люблю мою страну, чтобы быть
националистом". И я уверен, что ни Франция, ни Италия не только ничего не
потеряют, но, напротив, многое приобретут, открывшись для более широкого
сообщества. А пока мы еще далеки от желанной цели, и Европу по-прежнему
терзают распри. Вот отчего мне было бы ныне стыдно, если бы кто-нибудь счел,
что французский писатель способен стать врагом какой-нибудь одной нации. Я
ненавижу только палачей. И всякий человек, пожелавший прочесть "Письма к
немецкому другу" именно под этим углом зрения, то есть как документальный
рассказ о борьбе против насилия, признает, что сегодня я с полным правом
могу подписаться здесь под каждым своим словом.


Письмо первое


Вы говорили мне: "Величие моей страны поистине бесценно. И все, что
способствует ему,- благо. В мире, где уже ничто не имеет смысла, те, кому,
подобно нам, молодым немцам, посчастливилось обрести его в судьбе своей
нации, должны принести ему в жертву все до конца". В ту пору я любил вас, но
уже эти слова поселили во мне отчуждение. "Нет,- возражал я вам,- не могу
поверить, что необходимо все подчинять цели, к которой стремишься. Есть
средства, которые извинить нельзя. И мне хотелось бы любить свою страну, не
изменяя в то же время и справедливости. Я не желаю родине величия,
достигнутого любыми средствами, замешенного на крови и лжи. Нет, я хочу
помочь ей жить, помогая жить справедливости". И тогда вы мне сказали:
"Значит, вы не любите свою родину".
С тех пор прошло пять лет, все это время мы не виделись, но могу с
уверенностью сказать, что не было ни одного дня за эти долгие годы (такие
короткие, такие молниеносные для вас!), когда я не вспоминал бы эту вашу
фразу: "Вы просто не любите свою родину!" Когда сегодня я размышляю над
этими словами, сердце сжимается у меня в груди. Да, я не любил ее, если "не
любить" означает осуждать все, что несправедливо в любимых нами вещах, если
"не любить" - значит требовать, чтобы любимое существо достигло того
наивысшего совершенства, какого мы для него жаждем. Пять лет назад многие во
Франции думали, как я. Но иным из них пришлось взглянуть в двенадцать пустых
черных зрачков немецкой судьбы. И эти люди, которые, по вашему мнению, не
любили свою отчизну, сделали для нее неизмеримо больше, чем вы - для вашей,
даже будь вам дано сотни раз пожертвовать для нее жизнью. Ибо они должны
были сперва победить самих себя, и вот в этом их героизм. Но здесь я имею в
виду два разных вида величия и говорю о противоречии, которое чувствую себя
обязанным разъяснить вам.
Мы скоро увидимся вновь, если судьбе будет угодно свести нас. Но к тому
времени нашей дружбе придет конец. Вы станете упиваться своим поражением, и
вы не будете стыдиться прежних побед, напротив, тоскуя о них изо всех своих
раздавленных сил. Сегодня я еще мысленно с вами,- ваш враг, разумеется, но в
какой-то мере пока и друг, поскольку все мои мысли здесь обращены к вам.
Завтра с этим будет покончено. Все, чему ваша победа не смогла положить
начало, довершит ваше поражение. Но, по крайней мере, на прощание, перед тем
как мы впадем во взаимное безразличие, я хочу дать вам ясное представление о
том, что ни война, ни мир так и не научили вас понимать судьбу моей страны.