"Виктор Михайлович Кандыба. "Магия" - энциклопедия магии и колдовства " - читать интересную книгу автора

субъективным и объективным: объективное всегда объективно, субъективное
всегда субъективно.
Здесь же я видел, что объективное и субъективное менялись местами,
одно превращалось в другое. Выразить это очень трудно. Обычное недоверие к
субъективному исчезло: каждая мысль, каждое чувство, каждый образ
немедленно объективировались в реальных субстанциональных формах, ничуть не
отличавшихся от форм объективных феноменов. В то же время объективные
явления как-то исчезали, утрачивали свою реальность, казались
субъективными, фиктивными, надуманными, обманчивыми, не обладающими
реальным существованием.
Таким было мое первое впечатление. Далее, пытаясь описать странный
мир, в котором я очутился, должен сказать, что более всего он напоминал мне
мир сложных математических отношений.
Вообразите себе мир, где все количественные отношения, от самых
простых до самых сложных, обладают формой.
Легко сказать: "Вообразите себе такой мир". Я прекрасно понимаю, что
"вообразить" его невозможно. И все-таки мое описание является ближайшим
возможным приближением к истине.
"Мир математических отношений" это значит мир, в котором все находится
во взаимосвязи, в котором ничто не существует в отдельности, где отношения
между вещами имеют реальное существование,
Независимо от самих вещей; а, может быть, "вещи" и вообще не
существуют, а есть только "отношения".
Я нисколько не обманываюсь и понимаю, что мои описания очень бедны и,
вероятно, не передают того, что я помню. Но я припоминаю, что видел
математические законы в действии и мир как результат действия этих законов.
Так, процесс сотворения мира, когда я думал о нем, явился мне в виде
дифференциации некоторых простейших принципов или количеств. Эта
дифференциация протекала перед моими глазами в определенных формах: иногда,
например, она принимала форму очень сложной схемы, развивающейся из
довольно простого основного мотива, который многократно повторялся и входил
в каждое сочетание во всей схеме. Таким образом, схема в целом состояла из
сочетаний и повторений основного мотива, и ее можно было, так сказать,
разложить в любой точке на составные элементы. Иногда это была музыка,
которая также начиналась с нескольких очень простых звуков и, постепенно
усложняясь, переходила в гармонические сочетания, выражавшиеся в видимых
формах, которые напоминали только что описанную мной схему или полностью
растворялись в ней. Музыка и схема составляли одно целое, так что одна
часть как бы выражала другую.
Во время всех этих необычных переживаний я предчувствовал, что память
о них совершенно исчезнет, едва я вернусь в обычное состояние.
Я сообразил, что для запоминания того, что я видел и ощущал,
необходимо все это перевести в слова. Но для многого вообще не находилось
слов, тогда как другое проносилось передо мною так быстро, что я просто не
успевал соединить то, что я видел, с какиминибудь словами. Даже в тот
момент, когда я испытывал эти переживания и был погружен в них, я
догадывался, что все, запоминаемое мною, лишь незначительная часть того,
что проходит через мое сознание. Я то и дело повторял себе: "Я должен хотя
бы запомнить, что вот это есть, а вот это было, что это и есть единственная
реальность, тогда как все остальное по сравнению с ней совершенно