"Владимир Кантор. Крепость (Семейный роман)" - читать интересную книгу автора

товарищем. Внизу...
Но бабушка упрямо прервала его:
- А я одна, все время одна. И смерть не приходит. Меня все забыли.
Только Ольга Ивановна заглянула - я очень обрадовалась. Она цветы
принесла, конфеты. Мне не нужны конфеты. Мне нужно человеческое отношение.
А она долго сидела. Я ей так была благодарна, по-человечески, что она
пришла. Мы ведь с ней не были близки. А теперь она не приходит. И никто не
приходит.
- А теперь вместо нее я. Вы не думайте, Ольга Ивановна не от себя. От
парткома. Она от всего коллектива приходила. Мы ее послали и так и
говорили ей, чтоб не меньше часу навещала. И деньги на коробку конфет и на
цветы ей выделили.
- Я не знала. Она мне этого не сказала. Я думала, от себя.
- Нет, она не от себя. Мы ее послали.
Повисла пауза. Затем Саласа попытался объяснить, что ему надо
спуститься за корреспонденткой институтской многотиражки, но бабушка не
понимала его или не желала понимать, на все его уговоры отвечая:
- Жаль, что вы уже уходите. Ольга Ивановна дольше сидела.
Одна из стен Петиной комнаты выходила на лестницу. В то время как из
бабушкиной комнаты доносились пререкания, за стеной послышались тяжелые,
но не мужские шаги, потом звонок в дверь.
- Ты откроешь? - крикнула с кухни Лина.
На пороге стояла невысокого росточка коротко стриженная широкоплечая
девица в светло-сером клетчатом пиджаке и темно-коричневой вельветовой
юбке. Лицо у нее было бугристое, нос в красноватых точках выдавленных
угрей, щеки в рытвинах и свекольного цвета. Сквозь очки виднелись
подслеповатые глаза с редкими рыжими ресницами. Через плечо висел
фотоаппарат, а в правой руке деваха держала портативный магнитофон. Петя
понял, что это заждавшаяся сигнала Саласы корреспондентка, и отступил,
показывая рукой, куда пройти.
Поздоровавшись, журналистка заговорила доброжелательным и
заинтересованным тоном:
- Видите ли, Роза Моисеевна, мы при нашем Институте собираемся открыть
Музей ветеранов революции, ну, тех, кто участвовал, а при этом еще, чтоб
были нашими сотрудниками. Мне поручено составить их биографии, чтобы
студенческая молодежь знала, кто своей работой, своим героическим прошлым
подготавливал почву для будущего, для нашего светлого сегодняшнего. Нам бы
хотелось знать о вашей работе подпольщицы, об участии в революции пятого
года. Вы же член партии с одна тыща девятьсот пятого года, мне в кадрах
сказали, там еще ваше личное дело помнят. Ну и, конечно, прежде всего о
вашей роли в Октябрьской революции, а также о дальнейших вехах вашей
славной биографии, включая и работу в Институте.
Она остановилась, выжидая. Бабушка молчала, задумавшись и припоминая.
Но тут в разговор влез Саласа:
- В момент совершения Великой Октябрьской революции Роза Моисеевна, как
я слышал, находилась в эмиграции по партийному заданию. Правильно я
говорю, Роза Моисеевна?
- Да, в эмиграции мы тоже чувствовали себя работниками партии, - смутно
и неопределенно ответила бабушка. - Я там провела около двадцати лет, с
девятьсот шестого года.