"Оттавио Каппеллани. Кто такой Лу Шортино? " - читать интересную книгу автора

сплюнул и зашарил липкой рукой в кармане.
Щелкнул замок.
Ник ввалился внутрь, захлопнул дверь у себя за спиной и, не зажигая
света, начал раздеваться. На одной ноге, с которой свешивалась неснятая
штанина, доскакал до стиральной машины и покидал в нее всю одежду.
И принялся крутить ручку настройки, устанавливая нужную программу.

Улица Этны, ведущая прямо к вулкану, напоминает след от удара бичом,
перпендикуляром разрубающий весь город. Если вы подниметесь по ней почти до
самой середины, с правой стороны откроется сумрачный переулок, в который
солнце, кажется, не заглядывает никогда. Он соединяет улицу Этны с площадью
Карло Альберто. Площадь по утрам заполнена рыночными торговцами и
покупателями, а вечерами, напротив, безлюдна и едва освещена красноватым и
каким-то призрачным светом. Несколькими сотнями метров дальше в пивнушках
всю ночь напролет бурлит жизнь, но сюда ее отзвуки не доходят. Разве что
кучка подвыпивших студентов, нетвердо стоящих на ногах, нет-нет да и
забредет сюда по дороге домой, и тогда тишину застывшей в безмолвии площади
нарушают их голоса. Электрический свет, отражаясь от промытых дождем
тротуаров и ручейков, рожденных октябрьской непогодой, проникает в переулок.
Это время, когда на закате дня люди с удовольствием натягивают шерстяные
свитера.
Один из баров еще не закрылся. За пластиковым столом, наклонившись к
дяде Миммо,* сидели четверо пожилых мужчин.
______________
* Малыш (ит.).

В этом квартале у дяди Миммо своя лавка. Прозвище Миммо он получил так
давно, что уже никто и не помнил почему.

- Бляяяя... - Нуччо едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. -
Бляяяя... Видал я, как людей убивают, но чтобы тааак!
Туччо сидел за рулем битого "мерседеса", несущегося на полной скорости.
- Чего ржешь, козел? - спросил он Нуччо.
- Кто? Я? Тебе показалось, - ответил Нуччо, изображая возмущение. - Не,
в натуре, ты видал, как у него башка взорвалась? Какого хера с ней могло
случиться, с этой башкой? Лопнула от давления воздуха, что ли? - И он снова
заржал.
Туччо посмотрел на него.
Его лицо оставалось серьезным.

Беседа за столом в баре, кажется, иссякла, и Козимо уже открыл было
рот, чтобы сказать: "Ну что, братцы, отчаливаем?" - как вдруг дядя Миммо его
опередил. "Если б я сказал бригадиру про арбалет, может, тогда он был бы еще
жив", - проговорил он через силу, словно выдавливая из себя нечто терзающее
его душу и не оставляющее в покое.
- Арбалет? - удивленно переспросил один.
- Какой арбалет? - не удержался второй.
Разговор снова оживился.

Дядя Миммо в своей лавке торговал туалетным мылом, зубной пастой,