"Николай Караев. День, когда Вещи пришли в Себя" - читать интересную книгу автора

этом Мире возможен столь необъятный, беспримерный, всепроникающий стук.
Никопенсиус спросонья подумал даже, будто он сошел с Ума, которого, по
заверениям Врачей, у меня всегда был недостаток. Сонный Никопенсиус открыл
глаза, но стук не унимался, причем стучали со всех сторон, а звучнее всех
прочих стуков казался стук со стороны Стены, что было удивительно, ведь в
той стороне не было никого, кто способен был издать такой сочный стук, равно
как, надо заметить, и в других сторонах, потому что одинокий Доктор жил в
своем Доме совсем без никого, Отшельником, каковым я остаюсь и по сю Пору.
Итак, напуганный Никопенсиус открыл глаза (в тот День), однако метод,
до того Дня обычно помогавший, оказался недейственным. Если коротко: ничего
не изменилось. Бдительный Доктор Никопенсиус вынужден был сойти с Кровати на
пол, точнее, на Ковер, поскольку решил, что в его Дом проникли Воры. Но эту
мысль я быстро отверг, потому что Ворам положено делать свое дело тихо, без
шума и уж во всяком случае без стука, который и не думал прекращаться,
жуткий стук, кошмарный стук, чудовищный стук, словно стучали наяву.
Именно наяву и стучат, понял Доктор, обернувшись к Стене, что являлась
будто бы источником стучания. У Стены стоял большой, книжный и весьма
многоуважаемый Шкаф, полки которого были заставлены множеством Книг:
развлекательных, художественных, научных, энциклопедических - проще говоря,
всевозможной Литературой.
Она-то и производила несмолкавший стук. Особенно громко стучали Книги в
твердых обложках, что понятно: при соприкосновении твердых Тел стук обычно
получается куда громче, чем при соприкосновении Тел мягких, когда никакого
стука не выходит вовсе, а выходит хорошо если мягкое шуршание, а то и
невразумительные чпок и чмок.
Правда, в книжном Шкафу шокированного Доктора все Тела соприкасались со
всеми, устроив (я пошучу довольно скабрезно) размашистую оргию, точнее, так
это явление воспринял в тот Момент Никопенсиус, чей Разум был испорчен
прогнившей американской цивилизацией, но небезвозвратно, нет. Книги,
достаточно плотно приставленные друг к другу, дергались туда-сюда,
вверх-вниз, вправо-влево, а также в иных направлениях, для которых
Человечество уже никогда не изобретет удобопонятных слов и которые
Никопенсиус вынужден был бы описывать в терминах Геометрии, чего мне
(милосердному Никопенсиусу) делать, честно говоря, совсем не хочется, потому
что мертвой Бумаги тут не так уж много.
Воззрившись на отчаянно трепетавшие Книги, рассудительный Доктор пришел
к выводу, который опередил Время, правда, только на очень скромный его
Кусок. Я понял, что Книги по неведомой причине желают вырваться прочь из
ненавистного Шкафа, покинуть осточертевшие им тюрьмы полок и обрести
долгожданную Свободу. А все потому, что биенье Книг друг о друга напомнило
Доктору одну Птичку, которая хотела упорхнуть из железной Клетки. Ту Птичку
Никопенсиус видел в зоомагазине Города бьютт-сити в штате айдахо, когда был
маленьким и жил с Папой. Эта (та) Птичка была Попугаем и, по всей
вероятности, давно умерла.
Зачарованный Книжным перестуком Доктор приблизился к высокому Шкафу и
уставился на Энциклопедию Всей Земли, шестьдесят четыре Тома которой
нестройно подпрыгивали на своей полке: с невесть откуда бравшейся силой
отталкивались от нее (полки) нижними уголками переплетов, стукались верхними
уголками их же (переплетов) о верхнюю полку и падали, чтобы вновь
оттолкнуться от собственной полки уголками (переплетов), и так далее, все