"Николай Караев. День, когда Вещи пришли в Себя" - читать интересную книгу автора

эскадроны сорвавшихся с Крючков летучих Занавесок. Между Домами радостно
летали Бланки, Листки и Газеты.
Их радость длилась недолго. Помутившись, небо извергло на землю ливень,
и Доктор Никопенсиус увидел, что ожившие Вещи смертны.
Дождь с упоением избивал Газеты, дырявя их тонкие Страницы точечными
водяными выстрелами, он мочил их и валил на Асфальт, где добивал,
бомбардируя их тяжелыми каплями. На моих глазах Бумага умирала и
превращалась в первородную Пульпу. Выпорхнувшие из Окна соседского Дома
Бумажные Салфетки гибли сотнями и тысячами.
Рядом с Доктором упало его Приложение к Энциклопедии, промокшее и
обессиленное. Оно было мертво. Доктор Никопенсиус завыл от горя, и я побежал
прочь от своего Дома, прочь от пришедших в Себя Вещей, прочь от ненавистного
Мира, полного Страданий.
Доктор, разумеется, не убежал далеко. На повороте с Восемнадцатой Д на
Бульвар сансет он (я) споткнулся и ушиб колено. Прохромав по бульвару мимо
Парке девитта, Доктор выбрался на широкое и гладкое капитолийское Шоссе, по
которому, сколько я себя помнил, то есть все сорок три года, восемь месяцев
и пять дней, деньденьской носились, ревя и завывая, большие Грузовики,
именуемые .Фурами, но не сегодня, нет.
В тот День капитолийское Шоссе превратилось в форменный Ад. Первой
Вещью, поразившей Доктора, была Статуя Поэта-Лауреата штата Орегон по имени
Бен Гур Лампмен. Как и все Статуи, Лампмен двигался рывками, раскачиваясь из
стороны в сторону и с трудом переставляя железные ноги. Проходил он хорошо
если метр в Минуту. Чуть быстрее Статуи ковыляла армия тяжелых Конторских
Столов, Типографских Прессов, Станков, Механизмов и их разногабаритных
Запчастей. Их обгоняли Автомобили: длинная, бесконечная вереница
Автомобилей.
Пожарная Кишка, уподобившись невообразимо длинному Питону, ползла по
Родной Улице и содрогалась время от времени от злобы, или от испуга, или от
стыда, или, может быть, ей (Кишке) приснился кошмар, а теперь кошмар
Пожарной Кишки закончился и начался другой кошмар, но уже не Кишки, нет.
Бок о бок с Кишкой змеились черные Кабели, причем многие из них
страстно обвивала Кинопленка. Доктор до сих пор не решил, в каких отношениях
состояла Кинопленка с Кабелями: паразитизм? симбиоз? любовь?
Обходя Вещи, Доктор неторопливо (из-за ноги) побрел в центр Города.
Вскоре мне (Доктору) показалось, что он видит Людей. При ближайшем
рассмотрении Люди обернулись Манекенами, а также их Оторвавшимися (или,
может быть, Оторванными) Частями. За Манекенами продефилировали Игрушки и
Куклы из театра марионеток; некоторые из них путались в собственных Нитях и
падали, чтобы уже никогда не подняться. Рассеянного Никопенсиуса чуть не
сбили с ног Деревянные Вешалки, подгоняемые с тыла гигантским Лягушонком,
который много Времени сидел на крыше детского Музея. Дождь перестал, и над
головой Доктора проплыл Газетный клин.
Все Вещи устремлялись на запад, точно как американские Первопроходцы.
Это совпадение смутило Док-
тора Никопенсиуса настолько, что, произноси Доктор какую-нибудь речь,
он (я) лишился бы ее дара; но никакой речи я (он) не произносил, потому что
молчал до самой встречи с Балерунами.
Доктор молчал не просто так: он размышлял. Вещи не таят зла на Людей,
решил проницательный Никопенсиус. Они просто идут своим путем.