"Владимир Караханов. Встреча с "Полосатым"" - читать интересную книгу автора

Эдик не гигант, но природа компенсировала рост чрезвычайно высоким удельным
весом тела. Ей-богу, он наряду с кальцием, фосфором, углеводами и белками
содержит какую-нибудь разновидность скальных пород. Недаром он родом из
Карабаха. А в лице у него никакой жесткости, оно всегда улыбчиво, и большие
оленьи глаза взирают добродушно.
- Ушибся? - участливо спрашивает он.
- Разогнался, - ворчит Рат. - Или ты узнал, куда ехать за похитителем
плюшевых игрушек?
Выслушивая мое сообщение о новом свидетеле, Рат машинально косится на
настенные часы.
По выражению лица вижу: он меня слушает вполуха, тщательно собирает
бумаги в папку "для доклада".
Шахинов аккуратист во всем. Начиная от собственной внешности: днем ли,
ночью - всегда, выбрит, форма или штатское будто из-под утюга, туфли сияют,
как паркет, ухоженный полотером, - до отношения к любому, даже
незначительному, документу. В секретариате не знают так точно, как он, где,
у кого и зачем находится в данную минуту тот или иной документ. Незаметно
для себя и мы все под его влиянием стали намного аккуратнее. Даже Рат
Кунгаров, скептически относившийся ко всему, что связано с бумагой. Теперь
при случае он любит подчеркнуть: "Действие и документ - две стороны одной
медали".
Поскольку я не ухожу, Рат на секунду поднимает голову:
- Потом... Все остальное потом. Сам понимаешь...
Конечно, понимаю. Он боится упустить Шахинова. Время начальника
горотдела, как и директора крупного завода, по давно заведенной практике
меньше всего принадлежит собственному предприятию. Горком, исполком,
прокуратура, совещания, депутатские обязанности, выступления перед
коллективами трудящихся, увязка и утряска межведомственных вопросов и так
далее, и прочее без конца и края, а уж в конце года тем паче.
Придется подождать с вором-мотоциклистом. Может быть, это и к лучшему:
успею наметить что-нибудь конкретное, и Рат не станет недоверчиво хмыкать по
поводу нового свидетеля. Вор на мотоцикле - черт знает что.
В обычный день, когда все течет мирно и спокойно, нет ЧП и экстренных
заданий, в обеденный перерыв наш кабинет превращается в Мекку. Прежде всего
сюда со всего горотдела направляются шахматисты. Два стола, две доски,
четыре партнера и невесть сколько болельщиков. В числе последних больше
половины играют на уровне незабвенного Остапа Ибрагимовича, но это ничуть не
мешает им принимать самое живое участие в обсуждениях позиций, они не реже
асов подсказывают немыслимые ходы, ожесточенно спорят, под носом у
обалдевшего игрока в ажиотаже переставляют фигуры и, зевнув ферзя, скромно
ретируются на задний план, чтобы уже через пару минут вновь ринуться вперед,
на худой конец к другой доске. Бури негодования сменяются взрывами смеха.
Гвалт стоит неимоверный. Прелесть таких шахматных баталий, разумеется, не в
игре - какая уж тут игра, - а в эмоциональной атмосфере, ей сопутствующей.
Честное слово, ни один цирк не способен вызвать столько восторгов, смеха и
трагикомического отчаяния! И все за неполный час времени. Даже Шахинов,
проходя мимо, любит заглянуть к нам просто из коридора. Иногда мне кажется,
что он с удовольствием вошел бы, но шум при его появлении всегда стихает, и
это, по-видимому, удерживает его.
Ровно в два основную массу будто ветром выметает из кабинета, и лишь