"Курмангазы Караманулы. Одинокий всадник " - читать интересную книгу автора

Как странно устроен мир! Иногда человеку, который, в общем, не заслужил
ничего, кроме благодарности за то, что произвел на свет потомков, ставят
мазар[16] в степи, а люди, героически прожившие жизнь, могут исчезнуть вот
так, будто у них никогда не было ни имени, ни родины. Нет-нет, о таких
слагают легенды. Пусть неизвестны их могилы, но людская память оставляет их
живыми.
Плыли и плыли по небу большие пушистые облака, и казалось, вместе с
ними плывет неумолимое время.
Баймагамбет смотрел на эти облака и почему-то думал о сосняках, которые
недавно увидели с высоты бархана. Впрочем, в мыслях его была своя логика. В
прошлый раз, когда Кулбатыру удалось сбить преследователей со следа,
запутать их, говорят, он и скрывался в этих небольших лесках. Но тогда он
был один. Все, кто уходил с ним, погибли в коротких стычках. Одному-то легче
скрыться. А женщина в дороге, да еще в такой дороге, - большая обуза. На что
же он надеется? Ведь надеется он на что-то! Какую же уловку он теперь
придумал? Сосняки, кажется, единственное его прибежище. Но может, он заранее
приготовил такое укромное местечко, о котором самому дьяволу не догадаться?
Сосняки, конечно, леса. Но каждый отдельный колок[17] не больше километра в
длину, а в ширину и того меньше - тщательно прочесать их не составляет
никакого труда. Разве надежно укроешься там? Но может, он вовсе и не пошел в
пустыню, а двинулся степью от аула к аулу, где сохранились родственники или
знакомые, которые могут надежно укрыть? И тогда отряд напрасно обшаривает
пески в поисках его следов. Напрасно бойцы жарятся на солнце и глотают
соленый пот. Если он здесь, неужели не обнаружил бы себя? Быть того не
может! Значит, надо искать где-то в другом месте.
Жара совершенно добивала Киикбая, и думал он сейчас только о воде.
Говорят, где-то неподалеку отсюда протекает Кзылшан. Да и Загадочное озеро,
наверно, совсем рядом. Эх, искупаться бы сейчас! Нырять, плавать, плескаться
вволю, а когда силы иссякнут, лечь на спину, раскинуть руки и лежать так
долго-долго, ощущая лишь покачивание прохладных волн. Не выходить на берег
до тех пор, пока холод не проберет до костей, пока зуб перестанет попадать
на зуб. Вот это жизнь!.. Ничего, изловят Кулбатыра, вернутся в Косагач, он
каждый день будет бегать на Калдыгайты купаться. А что, в самом деле? Всего
шесть километров. Разве это - расстояние для молодого джигита? И наверняка
он теперь каждый раз будет бросаться в воду, доныривая до самого дна, и
оставаться там до тех пор, пока не иссякнет дыхание...
Потом его мысли вернулись к Кулбатыру. А вдруг бандит сам придет
сдаваться? Такое может случиться! И Киикбай стал даже придумывать слова,
которые произнесет бывший алашордынец. "Ошибался, - скажет, - заблуждался,
поддался байской агитации и боролся, сам не понимая, за что. Быть мне бабой,
если еще раз возьму в руки оружие. Вот бросаю его к вашим ногам, что хотите,
то со мной и делайте!"
Киикбая даже растрогала эта сцена, и стало жаль Кулбатыра, когда он
представил, как бандит опустится на колени и склонит голову. А что - ведь он
тоже человек. Сейчас ему, наверно, не легко приходится. Он же знает: его
ищут, а убегать, прятаться - что может быть страшнее и противнее этого?
И в тот момент, когда он мысленно уже прощал Кулбатыра, окончательно
разжалобившись его скорбной судьбой, перед его глазами внезапно возникли
поверженные тела Ураза и Алдабергена, и Киикбай спросил себя: "А они? Они
простили бы Кулбатыра? А те, кто рыдал над ними и над многими другими, кого