"Сергей Кара-Мурза "Совок" вспоминает свою жизнь" - читать интересную книгу автора

аэростаты, которые на ночь поднимали в разных местах города, чтобы самолеты
не могли летать. Мы за ними бегали гурьбой. Потом и это кончилось. Появилось
много пленных немцев, стали они разбирать руины от бомбежек. А потом и
строить на этом месте новые здания.
Летом 1944 г. начались салюты в честь освобождения городов. Чуть ли не
ежедневно, а порой и несколько салютов в день, так что приходилось их
начинать засветло. Помню, однажды в четыре часа дня начали - и до ночи. Один
кончится, другой начинается, в честь другого города. Какое счастье! С
Белорусского вокзала проводили немецких пленных, иногда они шли часами,
колонна во всю ширину улицы. Они ночевали на ипподроме. Однажды вели большую
колонну одних офицеров, а впереди большой "отряд" из генералов. Красиво
шагали, люди спокойно смотрели. Насколько я помню войну, никто не
сомневался, что так и будет - и теперь не удивлялись, глядя на пленных
немцев.
Зимой жить было трудно, но не унывали. Отопления не было, спали в
валенках. На кухне как осенью разлилась на полу вода, так всю зиму был лед,
как каток. Дядя Митя (полотер, слесарь и вообще мастер по всем делам в доме)
сложил нам печку, трубу вывел в форточку. Ходил дядя Митя по двору всегда
чуть пьяный, с трубкой в зубах, а за ним бежал маленький мальчик, очень
чисто и красиво одетый - он его усыновил, жили вдвоем. Дымила наша печка
сильно - не было тяги. Взрослые уходили на работу рано, до ночи, а я сидел с
маленькой двоюродной сестрой, она только стала ползать, и мы вместе ползали
по полу, потому что в полуметре от пола уже был такой дым, что дышать было
нельзя. Граница дыма была резкая.
Я вырос, нужна была обувь, и мы поехали куда-то далеко, в темноте,
заказывать мне чоботы. Их делал один человек, на окраине, у него была целая
мастерская. Мы привезли ему ткани от старых пальто, ваты, и он мне сделал
хорошие стеганые чоботы, на них добыли галоши, и я был очень доволен.
Портнихи ходили шить по домам. Все люди перешивали вещи детям из военной
формы. Мне сделали хороший китель. Запасы обмундирования в семьях были такие
большие, что из нее шили до середины 50-х годов. В университет я, например,
пошел в прекрасных брюках из зеленого сукна - только голубые кантики
выпороли. И куртку мне сшили составную, с молнией. Выделялись как раз те,
кто ходил в костюме не из военной ткани.
Работы у портних было много, они со всеми дружили и очень боялись
"фина", всегда об этом говорили. Я тогда уже начал читать, да и по радио
хорошие вещи передавали, я знал про фина в "Руслане и Людмиле" и немного
удивлялся, что его боялись. Слово "фининспектор" тогда не употреблялось. К
нам ходила портниха - татарка из Крыма. Фамилия Кара-Мурза там известна, мой
дед по отцу был из Крыма, и она к моей матери была расположена, с доверием.
Когда Крым освободили, она плакала, говорила очень взволнованно. Потом
успокоилась, все повторяла: "Слава богу! Слава богу!". Я не очень-то
понимал, о чем речь, потом только сопоставил и понял. Портниха боялась за
родственников-татар. Думала, что их будут судить за сотрудничество с
немцами, а это по законам военного времени была бы верная смерть. Когда
стало известно, что лично судить никого не стали, а всех татар выселили из
Крыма, она была счастлива. Когда пришло сообщение о гибели моего отца, эта
портниха сильно плакала.
Такие сообщения почему-то сразу становились известны во дворе, всем
сверстникам. Даже не знаю, как. Сочувствие и поддержка двора оказывали очень