"Сергей Кара-Мурза "Совок" вспоминает свою жизнь" - читать интересную книгу автора

несколько - я, сестра, двоюродные. Мы сожмемся в кучку и трясемся, когда у
кого-нибудь из взрослых начинает двигаться осколок или пуля, и он кричит.
Только что был веселый, качал кого-нибудь на колене - и вот...
Пошел я во второй класс, в 1947 г. Классы были большие, учительница
измученная, демобилизованная. Так и ходила в форме, с полевой сумкой, но без
погон. Звали ее Александра Васильевна Суворова, и она своему имени
соответствовала. Была суровой, иной раз и подзатыльник могла дать. За партой
я сидел с Толей Солиным (он потом стал художником на "Союзмультфильме").
Сентябрь был жарким, и на другой день учительница послала нас с Толей купить
ей две пачки мороженого - на обед. Дала денег, и мы пошли. Близко мороженого
не встретили, потом нашли, купили, а потом не заметили, как загулялись,
зазевались, и в школу вернулись уже на последний урок. Мороженое Толя
положил в свою кепку, оно давно растаяло, но мы так увлеклись, что даже не
обращали на это внимания. Зашли мы в класс, Александра Васильевна мрачнее
тучи. Толя протягивает ей кепку с мороженым, оно уже через кепку капает.
Если бы он не увернулся, она бы надела эту кепку ему на голову.
Я частенько заходил к Толе домой, мама его делала оладьи. Толя хвастал,
что в войну она работала на хлебозаводе и приносила тесто в валенке.
Заворачивала в тряпку - и в валенок. А дома делала оладьи. Мама его была
очень усталая женщина, а в Толе души не чаяла. Он был талантливый мальчик и
нервный, его грыз червяк несогласия. Как-то, уже в третьем классе, он на
уроке шепотом стал мне говорить, что он против Октябрьской революции. Меня
это поразило, казалось просто немыслимым. А он объясняет: "У моего дедушки
был свечной завод. Если бы не революция, я был бы хозяин свечного завода". Я
ему говорю: "Тебе не стыдно было бы рабочих эксплуатировать?". Его, видно
было, этот вопрос тоже мучил, и он ответил: "Я бы рабочим свечки давал".
В школе прямо на уроке буфетчица в корзине разносила бублики, каждому
раздавала - мы раз в месяц платили. В буфете брали пшенную кашу с постным
маслом. Как раз прошла денежная реформа, отменили карточки. Деньги надо было
обменивать. Стоим в очереди за кашей, и один ученик свои деньги - 30 рублей
(был такой билет) - на радостях разорвал на мелкие клочки и кинул вверх.
Учительница рассердилась и говорит: "Как ты можешь деньги рвать! Они не
твои, а государства, ты ими только пользоваться можешь". Все мы удивились, а
она взяла свои деньги и что-то прочитала, не могу точно вспомнить. Но
выходило очень понятно, что деньги - общие, они только на время у нас, и
рвать их никак нельзя. Сегодня говорят, что деньги могут быть в частной
собственности и их можно даже продавать. И нет той нашей учительницы, чтобы
объяснить простую вещь.
В первых классах, пока мы еще жили бытом военного времени, у учеников
было обостренное социальное чувство. Само собой, в нем не было никакой
политики или идеологии, все было на уровне почти инстинктов. Совершенно не
было и зависти к "богатым". Как-то делились по принципу "свой-чужой". Но
положение ребят из "богатых" семей было, как теперь я думаю, сложным. Не
каждый выдержал, кое у кого возникали комплексы, боязнь стать "чужим", они
начинали заискивать - и от этого как раз нарастало отчуждение. Сейчас я
вспоминаю такие случаи, и у меня тяжело на душе и жаль этих соучеников. Я
даже рад, что у меня таких проблем не возникало, и это высвободило мне много
сил на другие, радостные дела.
Особенно неприятно мне вспоминать одну линию, в которой я и сам был
замешан и был не на высоте. У нас в классе был мальчик Миша, почти отличник,