"Эдуард Караш. И да убоится жена..." - читать интересную книгу автора

издали, да и то сбоку подсмотрел, что они у Гюли то ли черные, то ли карие.
За столом они каким-то образом оказались рядом, но непринужденной беседы не
получилось - она то бегала на кухню помогать Наргиз, то сидела потупившись,
коротко отвечая на его редкие вопросы. Его тоже сковало смущение - верный
признак того, что он оказался не случайным прохожим на этом празднике. Ему
удалось узнать, что она окончила школу-восьмилетку, учится ковроткачеству, в
Баку хочет побывать в музее ковров и на ковровой фабрике в Крепости.
Постепенно они оба перестали замечать и слышать остальных гостей, не видели
и заговорщически переглядывающихся Мириам и Наргиз. Ширинбек лишь иногда
взглядывал на точеный профиль Гюльнары, завиток у аккуратного ушка,
выбившийся из стянутых в тугую косу волос, пылающую щечку...
Он стал часто захаживать к тете Наргиз после работы. Гюле нравился этот
скромный и симпатичный молодой человек, она уже не стеснялась все чаще
поднимать глаза в разговоре с ним, и ей нравилось встречать его ответный
взгляд, полный тепла и внимания. А в выходные дни Ширинбек знакомил ее с
городом. Сначала - с Приморским бульваром с его уникальной парашютной
вышкой, с которой уже давно не прыгали, но зато на ее семидесятиметровой
высоте попеременно высвечивались видимые издалека время суток, температура
воздуха и воды, направление и скорость ветра; еле уговорил ее подняться на
огромном Колесе обозрения ("чертовом колесе"), с верхотуры которого
открывался вид и на весь амфитеатр города, спускающийся к морю, и, в другую
сторону, далеко на само море с островом Наргеном на горизонте; покатались на
лодке по каналам недавно сооруженного "уголка Венеции", показал белоснежное
здание кукольного театра, фасадом выходящего на проспект Нефтяников. В
Старом городе - Крепости, огражденном мощными крепостными стенами, по крутым
каменным ступеням взобрались на обзорную площадку Девичьей башни -
традиционного символа города, а спустившись, долго бродили по тенистым узким
крепостным улочкам, успев заглянуть и в ковровый цех, и полюбоваться в музее
на древнее искусство ковроткачества. Правда, перед этими прогулками Наргиз
уговорила Гюлю сменить свое провинциальное одеяние на городское, предложив
ей на выбор несколько своих платьев, из которых Гюля после немалых колебаний
выбрала то, что подлинней и потемней и мастерски подогнала его по своей
фигуре - шить она научилась раньше, чем пошла в школу.
Увидев ее в новом наряде, еще более привлекательной, Ширинбек не
удержался от вопроса:
- Послушай, Гюля, не может быть, чтобы у вас в деревне никто не
интересовался бы такой красивой девушкой, может быть у тебя и жених уже
есть, а?
Гюля смутилась, но ответила честно, глядя ему прямо в глаза:
- Один напрашивается, но уж очень противный, а другие его побаиваются и
меня стороной обходят... - и засмеялась.
В качестве гида Ширинбек и для себя открывал прелести городской
архитектуры, такие, например, как элегантный зимний и летний комплекс
филармонии - бывшей резиденции царского губернатора с примыкающим к ней
"губернаторским садом" - парковой зоной, спускающейся к морю широкой полосой
между крепостной стеной и Садовой улицей. Хотя названия эти сохранились лишь
в памяти старожилов, а ныне сад стал Садом Революции, а улица - им. Чкалова.
Молодые люди в четыре глаза с интересом разглядывали величественные и
строгие формы оперного театра с его балконами и порталом, к которому,
представлялось, подкатывали фаэтоны и пролетки, а может и первые автомобили