"Варвара Карбовская. Митяй" - читать интересную книгу автора

- А мы по своим родителям знаем, какая была "братва", и полностью
одобряем, - говорит Саша.
- То-то же! А Митяй, однако, был еще лучше нас с матерью. Как
говорилось - от сохи.
- От станка.
- Однако - от сохи! Не спорь, Маша, я говорю: ты его не помнишь.
- А теперь он от чего? - интересуется Саша.
Но оказалось, что Петр Иннокентьевич в пылу встречи не спросил, от
кого, кем послан или сам по себе приехал в родной город Дмитрий Сидорович
Усильев. Они только хлопали друг друга по плечу и восклицали: "А помнишь?...
А через Енисей-то?... А как их в тайге-то сцапали?... А он тебя ка-ак в
висок!.."
В одном Петр Иннокентьевич мог уверить семейство: Митяй хоть и достиг,
по всему видно, высокого положения, но, как прежде, рубаха-парень... Откуда
видно, что он достиг? Ну, уж в этом-то Петр Иннокентьевич как-нибудь
разбирается. Например, сам он капитан, но не какого-нибудь именитого
ледокола, отнюдь нет. Жена, Марья Владимировна, - педагог, но опять-таки не
в вузе, а в школе. Дочка Лиза - врач в обыкновенной поликлинике. Сын Саша -
студент-судостроитель, пока ничего не строит, а только учится. Простые люди.
Нет, нет, Петр Иннокентьевич вовсе не хочет сказать, что Митяй растерял свою
простоту, но ведь между океанским теплоходом и енисейским буксиром разница
сразу заметна. Вот то-то и оно.
- Однако видать, что большому кораблю большое и плаванье.
Саша, который обожает профессию отца и гордится ею, говорит ревниво и
суховато:
- О габаритах корабля будем судить, когда он войдет в наш затон.
- Не верит! - расхохотался Петр Иннокентьевич. - Да я же говорю: он вам
двери в большую культуру раскроет, приобщит!..
В прихожей бойко зазвенел пятидесятилетний колокольчик, ровесник Петру
Иннокентьевичу. Муж и жена бросились открывать двери. Брат и сестра
насторожились, переглянулись, улыбнулись друг дружке.
У большого корабля габариты оказались внушительными: из комнаты было
видно, что в прихожей ему трудно повернуться. Молодо звенел, не хуже
колокольчика, тенорок Петра Иннокентьевича, и густо гудел бас гостя.
- Да брро-осьте куда-нибудь! - раскатисто говорил гость, выказывая
бесшабашное отношение к какой-то своей вещи, которую все равно куда ни
бросить.
- Как можно - куда-нибудь! - ужасался Петр Иннокентьевич. - Такую
шляпу-красавицу фетровую!.. Модник ты стал, Митяй, ух, форсист!
- Какой там модник! - добродушно похохатывал гость, но насчет шляпы все
же уточнил: - Только, друг Петрушка, это не фетр, подымай выше - велюр.
После того как шляпа была, устроена на вешалке, гостя повели в комнату.
- Митяй, проходи!.. Будь как дома, Митяй! - повторял Петр
Иннокентьевич, с особенным удовольствием называя гостя Митяем. С этим именем
у него было связано столько хорошего, и ему казалось, что и он при этом
как-то молодеет и снова юной становится его строгая Маша.
Комната была большая, но Митяй так расположился, что заполнил ее всю:
развалился на диване, распахнул пиджак и раскинул длинные его полы, вытянул,
сбив половик, ноги в рыжих башмаках с толстыми, похожими на автомобильные
шины подошвами; небрежно кинул на стол руку, и из-под рукава заблестел