"Дора Карельштейн. Дурочка (исторический романчик с картинками быта) " - читать интересную книгу автора

время это была приправа к блюдам. Это была еда. Лук или чеснок пеклись
в печке и
хорошо спасали от голода.
Мяса я что-то не помню, наверное, его не было.
Помню маленькие кусочки чёрного хлеба, который я бережно отщипывала по
крошечкам. Никогда теперь не могу видеть, когда выбрасывают хлеб или
другую еду,
я страдаю, когда вижу это.
По весне у нас был особый деликатес. Мы ходили в поле, собирать
прошлогоднюю
мороженую картошку, которую пекли на плите.
Нам казалось, что это очень вкусно.
Каждый приход мамы был для меня самым большим праздником. Главное в
этом
празднике было то, что с мамой ко мне приходили любовь и тепло, я
переставала
быть одинокой и забитой.
Тем большим горем и бедой был её новый уход.
Мир становился чёрным и жестоким.
Вторым человеком тогда была моя старшая сестра Хавалы.
Я страшно её боялась. Боялась за себя и за свою младшую сестру, которую
любила и
защищала.
Малышка находилась в полусонном состоянии до трёх лет.
Не ходила и не говорила. Мы с ней были вместе и рядом. Она лежала
укутанная в
тряпки и любила две вещи: что-то постоянно сосать и чтобы я постоянно
её
похлопывала и покачивала.
Если одно из этих удовольствий отсутствовало, она начинала плакать,
тогда либо
хозяева, либо Хавалы давали нам оплеухи.
Либо ей, если я не успевала наклониться над ней, чтобы защитить её,
либо мне,
если я успевала это сделать.
Моя обычная поза была сидя, согнув ноги так, чтобы подбородок лежал на
коленях и
похлопывала и качала и согревала малышку, сама греясь от неё, т.к. моя
одежда
состояла из какого-то бывшего платья, протёртого в том месте, которое
находилось
между коленями и подбородком.
В старшей сестре рано появилась жёсткость. Она брала меня за волосы и
била
головой об стенку. Я на себе испытала выражение: "посыпались искры из
глаз".
Я боялась одного её взгляда и сразу втягивала голову в плечи и
наклонялась над
ребёнком.
Я казалась себе глупой, некрасивой, ничтожной.