"Лазарь Викторович Карелин. Даю уроки" - читать интересную книгу автора

замкнулся на этом дворе, на увиденной им картине. И здесь не просто было,
здесь ощущалось какое-то напряжение.
- Здравствуйте, Ростислав Юрьевич, - сказала Светлана. - А это мой
сын. - Она сошла с крыльца, подошла к мальчику, коснулась рукой его плеча,
наклонилась к нему - и два родных лица подтвердили друг друга. - Дима, вот
этот человек, который облетел и объездил весь мир.
Сказав это, она так же серьезно, как сын, посмотрела на Знаменского,
зрачки у нее напряглись, она будто ждала чего-то, что тревожило ее, даже
угнетало, хотя бестревожны были ее слова, обыкновенны, а мальчик был пригож,
ну, серьезен, но пригож, им можно было только гордиться.
Но откуда-то, сперва не понял он откуда, звук протянулся, вымучился
звук, будто невнятное кто-то произнес слово, вымучил слово, понять которое
было нельзя. Откуда этот странный звук? У мальчика шевелились губы, трудно,
смято. Так это он произнес, выдавил слово? И еще такое же... Он был немым!
- Да, да, у Димы затрудненная речь, - сказала Светлана, быстро закивав,
как кивают, когда подтверждают нечто само собой разумеющееся, короткой
улыбкой сопроводив свои слова, как улыбаются, когда хотят убедить, что
ничего особенно печального, непоправимого не произошло. - С ним занимается
замечательный логопед. И он обещает... Он уверен... У Димы всего лишь
логопатия, речевая недостаточность, а слух у него замечательный. Но,
представьте, не желает учиться музыке, все интересы его сосредоточились на
географии, на путешествиях, на истории. Я нарекла его Димой в честь нашего
Дмитрия Дмитриевича, но я просто подумать тогда не могла, что с именем
передастся ему и профессия крестного. Вот ведь как бывает!
Она говорила, говорила, совсем иная лицом, чем та, вчерашняя, строгая и
сердитоглазая, высокомерная даже, какими умеют показать себя женщины, зная
себе цену, читая и презирая эти мужские взгляды, столь наскучившие, столь
голые, умея показать свое пренебрежение, свою холодность и высокомерность в
миг всего кратчайший, когда проходят мимо, как прошла она мимо вчера. А
сейчас совсем иным было ее лицо, оно измучилось от всех этих слов,
произносимых - вон как?! - чуть-чуть с запинкой, будто и она сама была не
чужда речевой недостаточности, всего чуть-чуточной этой помехе в жизни. А
вчера, те несколько слов, которые она произнесла, сухо сообщая, что идет на
дежурство, были произнесены без запинки.
Мальчик снова заговорил, сминая губы, вымучивая в звук непонятные
слова. Мать напряженно вслушалась в эти слова, угадывая их мысль, переводя:
- Дима спрашивает, были ли вы в?.. Где, Дима?.. Везувий?.. - Мальчик
кивнул. - Ты говоришь, Помпеи?.. - Мальчик кивнул. - Вот, он спрашивает про
Помпеи. Дался ему этот город, рухнувший в 79 году после рождества Христова.
Но, представляете, у него целая папка собрана про этот город и еще
Геркуланум. Книжки, открытки. Дим Димыч надарил. Вот уж и я скоро займусь
историей.
Мальчик ждал ответа, не сводя со Знаменского громадных глаз.
- Да, я был там, - сказал Знаменский. - И к кратеру вулкана поднимался,
а потом был в городе, который когда-то залил лавой этот Везувий. Там в музее
хранятся слепки людей, настигнутых лавой. Там есть дворик патриция, ну,
честное слово, чем-то напоминающий вот этот дворик, где мы сейчас стоим.
Такое же небо, угадываются горы, виноградными лозами расписана мозаика стен
и пола. - Ах, как сейчас старался Знаменский! - Знаешь, там расчистили от
лавы дороги, и когда ступаешь по громадным плитам-камням, которыми они