"Лазарь Кармен. Сын колодца " - читать интересную книгу автора

познакомилась на народном балу с артельщиком из банка. Он воспылал и
сочетался с нею.
Родиониха своим своеобразным языком вот как передавала историю их
знакомства и женитьбы:
- Ну, значит, встретились они на балу. Она пондравилась ему. А она
пондравиться может, танцует - мое почтение. Он ее на падеспань, потом на
краковляк. А апосля танцев в буфет. "Не хотите ли, барышня, пирожное или
апильцина?" - "Благодарствуйте! Не хочу", - отвечает и глазки книзу. Умница!
Это ему пондравилось. Скромная, значит, семейственная, не то что другая -
жадная: "Ах, пирожное! С нашим удовольствием!.." Одначе он уговорил ее чай
внакладку пить. После чаю они опять два краковляка протанцевали. На другой
день он ей свидание возле городской авдитории назначил и тут же ей, как
полагается, коробку с мон-пасьенами, и пошло у них, пошло!..
Весь переулок завидовал Екатерине Петровне. И было чему.
Она жила, как княгиня, в двух комнатах с кухней. Комнаты были оклеены
светлыми обоями, в одной стоял буфет с чайным сервизом, большой круглый стол
и этажерка, а в другой - двухспальная кровать с двумя горками подушек и
подушечек.
Три недели назад она благополучно разрешилась девочкой - Фелицатой. И
надо было видеть, как ока ухаживала за нею. По двадцать раз меняла пеленки,
одеяльца, купала ее, убирала в кружевные чепчики.
Когда она садилась в окна, расстегнув халат, и кормила свою лялечку
белой, как сахар, грудью, все соседки и дворничиха собирались под окном и
любовались ею.
- Ну, андель, - говорила в умилении дворничиха.
И точно ангел. Щечки розовые, носик точеный, глазки как маслинки,
волосы гейшей, в ушках серьги, на пальчике обручальное колечко. Она и в душе
была ангелом. Помочь кому - бедной невесте ли, нищему - она первая.
Двугривенный, а то и тридцать копеек отвалит. И никому от нее отказу.
Персияшка зайдет во двор с обезьянкой, чехи с арфой и скрипкой, шарманщик -
она обязательно завернет в бумажку две-три копейки и выбросит в окно.
Особенно нежна была она к соседям. Когда Варя родила, она сейчас же два
фунта сахару, осьмушку чаю и фунт мыла отправила ей и, как только, бывало,
услышит отчаянный крик Саньки, оставляет свою Фели-цату на руках матери и
бежит к нему. Она извлечет его из тряпок и, присев на край кровати, покормит
грудью.
Санька смеется ей в глаза и от удовольствия фыркает, как жеребенок.
Молоко ее не похоже на жижицу, которой кормит его мать. От него несет не то
резедой, не то фиалкой, и сладкое оно такое.
И хохотала же Екатерина Петровна, господи, когда ей приходилось
отнимать Саньку от груди.
Он вцепляется руками в ее лиф, прическу и орет.
- Пусти! - смеется она, - Надо ведь и лялечке оставить немного.
Но он не принимал никаких резонов и впивался глубже в ее прическу.
Пимка, все время скромно смотревший на эту сцену из угла, вставал,
подходил и говорил Саньке, смачно утирая руками нос:
- Да ну, будет, товарищ! Зекс - довольно! Слышишь?! А то рыбы дам! - И
он давал ему леща.
И только таким манером ей удавалось освободиться от него.
Варя после каждого такого посещения ее являлась к ней и целовала ей