"Лазарь Кармен. Сын мой" - читать интересную книгу автора

здоровенные, откормленные полицейские и полосовали всех нагайками и били
железными наручниками... Слышишь? - Голос отца дрогнул. - Полосовали
нагайками и маму твою, нашу милую, родную маму...
- Папа... - Сын стремительно прижался к щеке отца. Личико его
побледнело, и в глазах загорелись огоньки.
- Да, да, - продолжал, забывшись, отец. - И на другой день, когда я
явился в участок, меня не допустили к ней. Ее усадили со скверными
женщинами, и только на пятый день я увидал ее через толстую ржавую решетку
камеры. Лицо у нее было в синяках, измученное. Но я долго не знал, что ее
били; она скрывала от меня... Знай бы я тогда, я, быть может, посчитался бы
с ними... Детка, вчера их вели... по улицам... десятками, наших врагов,
наших палачей, мучителей... Их снимали, как гадов, с чердаков, куда они
попрятались и откуда стреляли, с благословения царя, из пулеметов по
голодному и изболевшемуся народу... Они шли мимо меня униженные, жалкие,
разбухшие, как пиявки от человеческой крови. Их окружали солдаты и матросы,
и им свистали и грозили кулаками...
- Папа, а ты? - спросил, тяжело дыша, сын... - Ты ничего им?
- Ничего... Я ни словом не обмолвился. Бог с ними. Они и так наказаны.
На этом великом и светлом празднике они как пасынки... Но зачем я тебе все
это рассказываю? - спохватился отец и порывисто и горячо обнял сына. - Зачем
я омрачаю твою нежную душу? Все прошло. Их - этих палачей - уже нет. Они
растаяли, как снег под ярким солнцем. Мы теперь свободны, и никто не придет
больше терзать и гнать нас. Ты понимаешь теперь, почему я так весел? Вчера
народ с оружием восстал против своих врагов и победил их.
Лицо мальчика озарилось кротким светом.
- Папа, ты сражался?
- Нет, дитя. Мне стыдно сознаться. Я пришел уже к концу, когда замирала
стрельба, и почти все было кончено. Чтобы сражаться впереди за свободу, надо
быть очень сильным и красивым.
- Папа, много убитых?
- Много... есть и женщины и дети... Завтра хоронят их. Мы пойдем на
похороны, прихватим цветов, побольше цветов и возложим на дорогие могилы.
- Да, да, папа!
- Помни, дитя, вот завет мой: люби рабочих, писателей, всех-всех, кто
всегда боролся и борется за правду и лучшее будущее человечества. Особенно -
рабочих.
Лицо отца вдруг стало озабоченным, серьезным.
- Дитя мое, сейчас вокруг нас ясно, светло, но кто знает, быть может,
враг, не сломленный окончательно, точит в тиши нож и, выждав удобный момент,
кинется на нас, чтобы вернуть себе власть. Если это случится, мы бесстрашно
выйдем с тобой на улицу и станем в ряды рабочих и солдат, чтобы не отдать
вырванной с таким трудом у палачей свободы. Не так ли, сын мой?
- Да, папа!