"Роберт Кармер. Я - сыр" - читать интересную книгу автора

посыпались на пол и завалили весь проход.
Когда они собирали их, Эмми сказала: "Знаешь, что мне это напоминает?
Одну старую голевудскую комедию, ты ее видел по телевизору, где герой и
героиня смешно встречаются. Я полагаю, ты можешь представить себе писателей,
сидящих в студии и говорящих: "Подумать только - они сейчас встречаются?" И
кто-нибудь говорит: "А что, если она входит в библиотеку со всеми своими
книгами, а он в это же время выходит, и у него тоже книги..."
Они оба стояли на коленях в проеме входной двери библиотеки. Люди,
входящие и выходящие, шагали через них, и она говорила больше минуты, а он,
забыв все на свете, слушал. Она была той чокнутой девчонкой, от которой он
смог сойти с ума. Они собирали книги: "Не путай свое с моим, - говорила она.
- Это будет стоить тебе мятной жевачки, потому что я все это должна была
вернуть еще месяц назад." - они тогда учились в разных школах. Он по уши
влюбился в нее. Она сказала, что ее зовут Эмми Херц ("Пожалуйста, не путать
с фирмой по прокату автомобилей."). Она была невысокого роста, крепкого
сложения и вся в веснушках. Один из ее передних зубов был кривой, но у нее
были очень красивые глаза - голубые, чем-то напоминающие китайскую вазу его
матери, из фарфора, эмалированного небесной глазурью. У нее также были
большие объемные груди - позже она говорила ему, что сильно их стесняется -
таких больших ("Попытайся таскать все это через весь город целый день."), но
он был влюблен в нее и не смеялся, когда она объявляла это. Он любил ее еще
и за то, что она не смеялась, когда он рассказал ей, что хочет когда-нибудь
стать знаменитым писателем, таким как Томас Вольф, и за то, что она не
спрашивала, кто был такой Томас Вольф и не сравнивала его с этим писателем.
Позже, конечно, она призналась, что ей не легко понять его книги.
- Похоже, ты самый подходящий кандидат для "Номера.", - Эмми сказала
это в первый же день их знакомства, рассмотрев его щуря глаза. Она была
близорукой, но ненавидела очки. - Застенчивый, может быть, но я думаю, что
ты тип, не теряющий хладнокровия. А хладнокровие нуждается в "Номере."
- Что такое "Номер"? - спросил он, доверчево и наслаждаясь, он не
встречал раньше никого, подобного Эмми Херц.
- Ты узнаешь потом, Асс. Завтра - после школы. А сейчас, жди меня у
главной двери, и если будешь покладист - зажжется свет.
Он буквально плясал около библиотеки с книгами в руках. Он заглядывал в
окна, чтобы не упустить момент, когда подойдет очередь Эмми к библиотекарю,
и когда она вернет книги. Он ощущал внутри себя взлет энергии, переходящей в
буйность. Ему хотелось петь, даже не петь, а кричать. Свойственная ему
застенчивость исчезла. Ему нужно было говорить, чтобы больше не быть
посторонним для нее, и сказать ей, что день чудесный, как прекрасно светит
солнце, и как оно заливает Майн Стрит, ослепляя все в безветрии, вращаясь
вокруг всего этого золотого мира.
На следующий день, он ждал ее, когда она возвращалась из школы. "Я рада
тебя видеть, Асс." - сказала она, и он жадно слушал ее, когда она говорила о
своей школе и своем классе, и об ужасной контрольной по алгебре, которую, в
чем она была уверена, запустила.
Она внезапно остановилась и повернулась к нему: "Ты стесняешься? Ведь
ты почти ничего не говоришь. Или это потому, что мой рот не закрывается?" -
Ее глаза были, словно синие цветы.
"Я стесняюсь..." - сказал он, удивляясь тому, что он действительно не
чувствовал стеснения в ее присутствии. Обычно он стеснялся постороних. Его