"Евгений Карнович. Мальтийские рыцари в России (Историческая повесть из времен императора Павла I)" - читать интересную книгу автора

иногда в припадках сердечной откровенности совершенно некстати
пробалтывался перед ласкавшейся к нему Генриеттой.
За несколько дней до бенефиса г-жи Шевалье к дому ее беспрестанно
подъезжали экипажи с лицами, желавшими получить билет на предстоящий
спектакль непосредственно из ее прекрасных ручек, а некоторые "знатные
персоны" посылали к г-же Шевалье письма, в которых, согласно тогдашней
напыщенности, заявлялось, что персоны эти не переживут того дня, когда не
увидят торжества красоты, грации и таланта, что отсутствие их в спектакле,
в котором явится сама богиня Мельпомена, будет для них столь "жестоким
истязанием", что одна мысль об этом приводит их в трепет и содрогание.
Ввиду этого излагалась просьба о вручении посланному билета, за который и
препровождалось триста, шестьсот и даже тысяча двести рублей, тогда как в
обыкновенные спектакли ложи стоили только от двадцати до двадцати пяти
рублей. Вообще бенефис был обильною жатвою для г-жи Шевалье, так как никто
из искавших внимания или покровительства графа Кутайсова - а кто не искал
тогда и того, и другого? - не жалел в пользу бенефициантки денег, и потому
финансовые дела влиятельной актрисы шли самым блестящим образом. Список
лиц, взявших билеты на бенефис г-жи Шевалье, с означением, кто сколько
заплатил за билет, предоставлялся Кутайсову, и прямым последствием
рассмотрения им этого списка была большая или меньшая степень внимания и
расположения его сиятельства, соответственно со сделанными взносами.
В бенефис г-жи Шевалье театр был полон. Все, что только было в
Петербурге отборного по знатности и богатству, можно было видеть на этот
раз в театральной зале, блиставшей великолепными нарядами дам, придворными
шитыми кафтанами и гвардейскими мундирами. За несколько минут до шести
часов - время, когда в ту пору начинались спектакли, явился император в
парадном мундире Преображенского полка, в шелковых чулках и башмаках, с
голубою лентою через плечо и с Андреевскою звездою на груди. При его
появлении все встали и сели только после поданного им рукою знака.
Император сел в своей ложе в кресло, имевшее подобие трона и поставленное
на некотором возвышении. За креслами стал с обнаженным палашом
кавалергард. Позади императора на табуретах помещались великие князья
Александр и Константин, а за ними, в некотором отдалении, находились стоя:
граф Кутайсов, обер-церемониймейстер Валуев и дежурный генерал-адъютант
Уваров.
Среди глубокой тишины, наступившей в театральной зале, оркестр
заиграл знаменитую в ту пору увертюру Глюка в опере "Ифигения". Когда
оркестр кончил, поднялся занавес, и на сцене появилась г-жа Шевалье.
Избранный ею красный цвет наряда приятно подействовал на государя. С
напряженным вниманием он стал следить за ходом пьесы, которая местами
применялась как нельзя более к тогдашнему положению политических дел в
Европе. Раздоры между союзниками, греческими царями, отправлявшимися под
Трою, готовность верховного вождя их, Агамемнона, пожертвовать для успеха
общего дела своею дочерью Ифигениею, которую он должен был принести в
жертву разгневанной Диане, его старание водворить согласие между начавшими
враждовать друг с другом союзниками производили на Павла Петровича сильное
впечатление. На лице его выражались то гнев, то удовольствие, то
задумчивость, и он, понюхивая по временам табак, повторял шепотом те из
стихов Расина, которые, как ему казалось, подходили к образу его действий
и намекали на его отношения к союзникам, расстроившим его планы, тогда как