"Алехо Карпентьер. Концерт барокко " - читать интересную книгу автора

агуардьенте себе в кофе. - Театр Гримани был переполнен.
Успех, видно, и впрямь был большой, судя по аплодисментам и вызовам, но
саксонец никак не мог привыкнуть к этой публике:
- Никто здесь ни к чему не относится серьезно.
Между арией сопрано и арией castrati зрители ходили взад и вперед, ели
апельсины, чихали, нюхали табак, закусывали, открывали бутылки, а то и
перекидывались картами в момент наивысшего трагического напряжения. Это уж
не говоря о тех, кто совокуплялся в ложах - слишком много в этих ложах
мягких подушек, - сегодня вечером до того дошло, что во время драматического
речитатива Нерона над красным бархатом перил взметнулась женская нога в
спущенном до лодыжки чулке и прямо в середину партера полетела туфелька, к
вящему ликованию публики, которая тут же начисто позабыла о том, что
происходит на сцене. И, не обращая внимания на хохот неаполитанца, Георг
Фридрих принялся восхвалять своих соотечественников, которые слушают музыку
так, словно присутствуют на мессе, восторгаясь благородным рисунком арии или
с полным пониманием оценивая мастерское развитие фуги... Прошел не один час,
пока все они обменивались шутками и замечаниями, злословили о ком попало,
рассказывали, как одна куртизанка, приятельница художницы Росальбы ("Была
она у меня вчера ночью", - заметил Монтесума), обобрала до нитки, не дав
ничего взамен, богатого французского дипломата; а тем временем на столе
сменялись оплетенные разноцветной соломкой пузатые бутылки с легким красным
вином, которое не оставляет лиловых следов на губах, а проскальзывает внутрь
и разливается по всему телу весело и незаметно.
- Это самое вино пьет датский король, он веселится вовсю на карнавале,
разумеется инкогнито, под именем графа Олемборга, - сказал рыжий.
- Не может быть никаких королей в Дании, - возразил Монтесума, уже
изрядно охмелевший, - не может быть королей в Дании, все там прогнило,
короли умирают оттого, что им вливают яд в ухо, принцы сходят с ума,
повстречавшись в замке с привидениями, и под конец играют черепами, словно
мексиканские мальчишки в день поминовения усопших...
И поскольку разговор начал сводиться к пустой болтовне, то проворный
монах, краснолицый саксонец и веселый неаполитанец, оглушенные доносившимся
с площади шумом, из-за которого все время приходилось кричать, утомленные
мельканьем белых, зеленых, черных, желтых масок, подумали, не пора ли
сбежать с веселого празднества в какое-нибудь тихое место, где можно было бы
помузицировать. И они гуськом, поставив впереди - в виде волнореза или
фигуры на носу корабля - плотного немца, а за ним Монтесуму, стали
пробиваться сквозь бурлящую толпу, останавливаясь время от времени лишь
затем, чтобы передать друг другу бутылку вина; бутылку эту Филомено подвесил
за горлышко на атласной ленте, которую сорвал мимоходом с какой-то торговки
рыбой, причем та в ярости осыпала его такой отборной бранью, что словечки
вроде "coglione" * или "шлюхин сын" оказались самыми нежными в этом потоке
ругательств.
______________
* Дурак, балда (итал.).


V

Настороженно выглянула через решетку монахиня-привратница, но при виде