"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

клевету?" - кричал каждое утро Глава Нации перед всегдашними витражами
обливавшихся потом, судорожно морщившихся в полном отчаянии доверенных лиц,
бессильных найти ответ. Что-то лепетали и синие, и белые, и
желтые -подчиненные регламентарных цветов; что-то отмечали за ними
запутавшиеся вконец, потерявшие ориентировку, изрядно слинявшие за это время
собратья по опознаниям и дознаниям, хотя и сходились все на одном - нужно
немедля устранить. Кружили вокруг текстов, искали виновных меж строк. Нет,
конечно, это были не анархисты - они поголовно арестованы; не приверженцы
Луиса Леонсио Мартинеса- они сидят в разных тюрьмах страны; и, конечно, не
трусливые оппозиционеры других мастей - каждый из
192 них зарегистрирован в полиции, находится под наблюдением, а
главное - они не располагают необходимыми техническими средствами, чтобы
содержать подпольную типографию, постоянно и активно действующую... И так
получилось, что путем предположений, гипотез, брошенных на ковер подсчета
возможностей, сочетая отдельные буквы, как кусочки в английской
головоломке - puzzle, добрались до слова К-О-М-МУ-Н-И-З-М; последнее, что
пришло на ум... "В конце концов, - об этом размышлял вслух Глава Нации,
оставшись наедине с Перальтой, - мы, как, впрочем, и все латиноамериканцы,
ужасно любим охотиться за новинками. Едва разнесется что-то по свету - любая
мода, любой продукт, любая доктрина, любая идея, любая манера рисовать,
писать стихи, высказывать бред собачий - и тотчас же всё с восторгом
подхватываем. Именно так было с итальянским футуризмом, как и с Жювенсией
французского аббата Сури, с теософией и с бальными марафонами, с учением
немца Краузе и вертящимися столиками. А ныне еще этот русский коммунизм -
чужеродный, невероятный, осужденный всеми честными мыслителями после
скандального Брест-Литовского договора, - ныне он протягивает свои щупальца
к нашей Америке. К счастью, сторонников не имеющей будущего доктрины, чуждой
нашим обычаям, немного, - во всяком случае, их деяния не очень-то заметны.
Однако..." Однако эту доктрину только что определили возможным двигателем
происходящего, и перед присутствующими вдруг возник пренебрегаемый доселе
образ одного юноши по фамилии Альварес, не то Альваро, не то Альварадо, -
досконально Перальта не мог вспомнить, - более известного как Студент; тот,
который в одной из своих речей, на редкость агрессивной, заявил: "Во мне вы
видите лишь еще одного студента, обычного студента, Студента"; тот, который
выдвинулся во время прошлых студенческих волнений. Недавно
агент-осведомитель слышал, как тот в хвалебном тоне говорил о Ленине,
свергнувшем Керенского в России и начавшем там раздел богатств, земель,
скота, серебряных столовых приборов, женщин... "Так что надо разыскать
его, - сказал Президент. - В лучшем случае тут и найдем что-то". Однако
привычный витраж каждого утра вскоре превратился в картину горя. Невозможным
оказалось схватить Студента. 193
И поскольку за ним никогда не велось особого наблюдения - опасным юношу
не считали, похоже, он интересовался скорее поэзией, чем политикой, - то
мнения экспертов службы безопасности насчет его внешнего вида, роста,
физиономии, корпулентности не совпадали. Одни эксперты говорили, что у него
зеленые глаза; другие утверждали, что карие; третьи убеждали, что он
атлетического сложения; четвертые уверяли, что человек он хилый и
болезненный. По записи в университетском матрикуле - ему 23 года, сирота,
сын школьного учителя, погибшего во время бойни в Нуэва Кордобе. Так или
иначе он должен был находиться в городе: нагрянув в его убежище, полиция