"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

известных промышленных и коммерческих предприятий - под видом невинных
рекламных материалов. Местная же пресса, подвергаемая цензуре, вынужденная
подчиняться запрету затрагивать многие вопросы, - которые, по мнению
властей, необходимо замалчивать, - предоставляла все больше и больше места
уголовной хронике, освещая ее со всевозрастающим мастерством, следуя примеру
давних приложений к "Ле пти журналь" и нью-йоркским таблоидам, эксплуатируя
сенсационность "мокрых дел" и прочих сногсшибательных происшествий. И, таким
образом, "Преступление на улице Эрмосилья" или "Процесс сестер-отцеубийц" в
течение многих недель занимали целые полосы, под шапками на шесть колонок. В
наводящей ужас, изобилующей описаниями различных аномалии лавине - с
великолепным использованием эпитетов, хитроумных толкований скабрезностей,
каверзных метафор там, где речь шла о сексе, номенклатур скелетов, терминов
юридической антропометрии, языка моргов и анатомических театров, -следовали
репортажи о "Заживо погребенном из Байарты", о "Ребенке, рожденном с головой
грызуна тепескуинтле", о "Селении троглодитов в разгар XX века", о "Враче
без чести и совести", о "Шести девочках-близнецах из Пуэрто Негро", о
"Человеке, убившем свою матушку ни за что ни про что", "Нельзя терпеть
садизм в портовых тавернах", "Кровавая перестрелка в день рождения",
"Старика сожрали термиты", "Раскрыт притон содомского греха", "Резко
возросла продажа девушек в дома терпимости", "Четвертованная из Куатро
Каминос", - и все это перемешано со всегда возбуждающей читательский интерес
информацией исторического или просто обывательского характера - "Ожерелье
королевы", "Смерть Наполеона IV от рук зулусов", "Атлантида - утонувший в
бездне континент", либо история любви Абеляра и Элоизы, в изложении которой
прибегали к необходимым эвфемизмам, когда речь шла о действиях каноника
Фюльберта, а последнего некие прохвосты поспешили отождествить - они не
упускали случая! -с Шефом сыскной полиции...


226

Поток хроники убийств, любовных драм и всяких прочих неслыханных
казусов не прекращался до наступления Рождества, и самое Рождество, по
правде говоря, было из ряда вон выходящим, даже перекрестили его в Christmas
(Рождество (англ.)). Прекрасную традицию домашних рождественских
представлений тотчас же забыли, не устраивали "вифлеемы" из склеенных
тряпок, с яслями, с богоматерью, святым Иосифом, ослом и быком и кортежем
пастырей - чем богаче жилище, тем больше выставлялось человеческих фигур,
пришедших поклониться Младенцу, толстощекому, как херувим, возлежавшему на
ложе из благоухавших свежих листьев гуайябо.
Семьи не позаботились подновить - подкрасить и подлакировать -
прошлогодних святых, подклеить сломанные фигурки, подвесить ангела
Благовещения на позолоченном шнурке под серебряной звездой, прибитой к
потолку. Странный был тот год: сельва в наступлении - подобная тому лесу,
что наступал на Дунсинан, - продвинулась к Столице. В атлантические порты
Прибыли тысячи елок из Канады и Соединенных Штатов, принесшие чужие запахи и
"в эту Столицу, чтобы в богатых кварталах возвыситься в праздничном
убранстве - стеклянные шары, золотистые гирлянды, искусственные побеги
виноградной лозы, закрученные штопором свечки, бумажные колокола, ватный
снег. Появились какие-то удивительные косули с ветвистыми рогами, никогда не