"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

гастрономические рецепты кулинара Пампийе, которые моя дочь ежедневно
подчеркивает красным карандашом для сведения нашего бесподобного повара;
злобная передовица Леона Додэ, чья великолепная апокалипсическая брань - это
наивысшее выражение свободы слова - вызвала бы в наших странах бесконечные
дуэли, секвестры, убийства и перестрелки. "Пти Паризьен": новое восстание в
Ольстере под бодрый аккомпанемент ирландских арф и пулеметов; всеобщее
возмущение вторичным отловом собак в Константинополе и их отправкой на
какой-то остров, где все они, в конце концов, сожрут друг друга; новая
заваруха на Балканах, в этом осином гнезде, вечном пороховом погребе,
кошмарном месте, удивительно похожем на наши андские провинции.
Вдруг почему-то вспомнилась - это было, а мой прошлый приезд сюда -
церемония встречи царя Болгарии. Он проезжал вон там, в роскошном ландо
рядом с президентом Фальером, выставляя на всеобщее обозрение свою
позолоченную и расплюмаженную царственную особу (на секунду мне показалось,
что это мой Полковник Хофман), а оркестр национальной гвардии у подножия
наполеоновского монумента лихо играл гимн 24 "Плачет девица, шумит Марина",
сверкая трубами, тубами и кларнетами, на громоподобном фоне которых
опереточно попискивала флейта-пикколо и звякал треугольник. "Vivi le Roi!
Vive le Roi!" (Да здравствует король! (фр.)).- орали граждане республики, в
глубине души своей тоскующие по тронам, коронам, скипетрам и жезлам,
зрелищное великолепие которых едва ли заменят фраки и алые ленты
президентов, благодарственно помахивающих - вниз - вверх - своими
цилиндрами: точь-в-точь наши слепые нищие, выпрашивающие милостыню после
того, как выдуют из темных прорезей своих окарин песенку "La jambe en bois"
(Деревянная нога (фр.))....
Уже без двадцати одиннадцать. Как приятно, что тут, на столике, возле
гамака, валяется закрытая и ненужная сейчас записная книжка - без расписания
аудиенций, официальных визитов, вручений верительных грамот, - и можно не
опасаться беспардонных, не предусмотренных никакими программами вторжений
моих генералов, которые вдруг являются, гремя сапогами и шпорами. Однако я
заспался, а все потому, что вчера вечером - да, вчера вечером, и допоздна, -
развлекался с одной сестричкой из монастыря Сен-Венсан де Поль, одетой в
голубую хламиду, с крылатой накрахмаленной токой на голове, с ладанкой меж
грудей и с плетью из русской кожи за опояском. Келья была неподражаема: на
грубо сколоченном столе - требник в переплете из телячьей кожи,
посеребренный подсвечник и череп, правда, слишком темный, наверно, восковой
или резиновый, - не знаю, не дотрагивался. Кровать, несмотря на свой убого
монастырский вид, была преудобной: мягчайшие подушки в наволочках из
искусственного этамина, воздушные перины в чехлах из ненатуральной рогожи и,
наконец, прекрасный эластичный матрац, который ловко подыгрывал движениям
коленей и локтей, приникавших к нему. Прекрасная кровать, равно как и диван
в апартаментах калифа или обитая бархатом полка в спальном вагоне - Wagen
lits-Cock(Спальный вагон Кука (англ.), называющийся так по имени Т. Кука
(1803-1892)-основателя английского агентства путешествий.) - экспресса
Париж - Лион - Ривьера, две пары колес которого никогда не трогались с
места, но
25 в тамбуре и коридорчике - просто гениальная идея! - всегда
попахивало паровозным дымком. Я бы не прочь еще раз испробовать всякие
комбинации из циновок и валиков в Японском домике, побывать в Каюте
"Титаника", реконструированной по чертежам, где доподлинно передается