"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

возведение здания. А меж тем в периоды затишья центр столицы превращался в
своего рода римский форум, эспланаду Баальбека, террасу Персеполиса под
луной, которая бросала свет на сей странный пейзаж, являвший собою
разбросанные глыбы мрамора, фризы с едва намеченной резьбой, обрубки
пилястров, груды камней вперемешку с цементом и песком - словно развалины,
руины, тлен того, что еще не успело воплотиться в памятник. Но, хотя и без
крыши, уже высились в этом хаосе созидания будущего оба сектора
великолепного амфитеатра со скамьями для Палаты и Сената и во время
строительных пауз их использовали для своих надобностей факультет
гуманитарных наук Университета вместе с владельцем Скэтинг-ринка. Поэтому
вечерами доносились, бывало, стенания Аякса или вопли Эдипа, этого
кровосмесителя и отцеубийцы, из Северного сектора, который занимали студенты
под свой Античный театр, а напротив, в Южном секторе, под звуки самого
радостного вальса Вальдтейфеля по громыхающему деревянному настилу кружились
Женщины, которые, не пожелав презреть моду ради спорта, ухитрялись
прикреплять роликовые коньки к туфлям с каблуками а-ля Людовик XV. В
проходах и других свободных местах время от времени появлялись бродячий
"Музей Дюпюйтрен", "Грандиозный Паноптикум
166 Эпохи открытия Америки и уничтожения индейцев", скопища собак,
кошек или нищих, а наверху, по проволоке, натянутой меж колонн без карнизов,
канатоходцы в розовых трико, балансируя шестами с электрическими лампочками,
путешествовали от капители к капители над трагедиями Софокла и хороводами
танцоров на роликах, не удостаивая вниманием эти разыгрывавшиеся где-то
далеко внизу спектакли, - канатных плясунов больше тревожило очередное
возвращение армии рабочих, которые периодически снова приступали к этому,
почти литургическому, возведению Общественного храма, стремясь к его самой
верхней башенке.
Так и шло строительство, то прекращаясь, то возобновляясь, когда
однажды утром Доктор Перальта с сияющим видом ворвался в личные покои Главы
Нации, где Мажордомша Эльмира еще разгуливала в дезабилье. "Чудо, мой
повелитель! Чудо! Немецкие подлодки только что пустили на дно "Виджиленс",
американское судно! Вся корабельная команда гринго досталась рыбам на обед!
Ни один не уцелел! (С хохотом.) Ни один не уцелел, мой президент! Ни один!
Всех смели подчистую!.. И хотя еще нет официального подтвержения, известно,
что Соединенные Штаты вступили в войну. Да, сеньор, вступили в войну..." И
столь велико было ликование обоих, что руки сами собой потянулись к
саквояжику Гермеса, и полился рекою ром "Санта Инес". ("А я что, хуже?" -
сказала Мажордомша и быстро опорожнила стаканчик.) Давно так не радовался
Глава Нации, ибо Европейская Война, превратившаяся в войну позиционную,
окопную, с упорными и малоэффективными боями за какую-то высоту, за рощицу,
за руины уже травой поросшего разрушенного форта; в войну с ничтожными
успехами и пустячными отступлениями, с таким количеством убитых, что
перестали считать, стала развлечением малозанимательным, чтобы не сказать -
скучнейшим. Для тех, кто наблюдал ее отсюда, она, как спектакль, утратила
всякий интерес. Прошли времена, когда люди передвигали флажки на картах
дальних стран, отмечая победы и поражения, потому что уже не было вестей о
каких-либо ошеломляющих победах или поражениях, а если разыгрывалась
какая-нибудь примечательная баталия, все происходило
167 в тех же самых пределах Аргонн или Вердена, возле местечек с
неизвестными именами - один сантиметр влево или один вправо на картах