"Владимир Васильевич Карпов. Взять живым! (про войну)" - читать интересную книгу автора

вертикальной каруселью, непрерывно кружили, бросали не все бомбы сразу, а
порциями. На смену одной эскадрилье пришла другая и тоже закружила,
завыла. Едкий дым от разрывов, запах гари и взрывчатки затянул траншею.
Когда, отбомбившись, эскадрилья улетела, Ромашкин собрался было вздохнуть
с облегчением, но взрывы все долбили и долбили землю, она все вздрагивала
и вскидывалась черными веерами. "Откуда же летят бомбы? Самолеты ушли...-
поразился Ромашкин и понял:
- Это бьет артиллерия!"
Два снаряда угодили в окоп. Кто-то по-звериному завыл, новый разрыв
заглушил этот крик. "Добило, - с щемящей жалостью подумал Ромашкин. - Кого
же?"
Одинокий испуганный голос вдруг закричал: "Танки справа!" И Василий только
теперь, придя в себя, вспомнил: бомбит авиация и бьет артиллерия для того,
чтобы подвести сюда танки и пехоту. А он - командир и не должен их
пропустить. Еще не увидев наступающих - впереди все было затянуто дымом, -
Ромашкин закричал:
- К бою! Приготовить гранаты!
Ромашкину было страшно, однако в нем еще не угасли задор и желание
отличиться. "Сейчас я вам покажу!
- Василий огляделся: кто же оценит его мужество? В траншее никого не было,
все забились в норы. - А кто же кричал про танки? Наверное, наблюдатели, я
запретил им прятаться в щели".
Снаряды рвались перед траншеей, брызгали землей и осколками или, взвизгнув
над самым ухом, взрывались позади и тоже обсыпали землей и черным снегом.
Пули свистели сплошной метелью. Василию страшно было взглянуть через
бруствер, но он заставил себя приподняться.
В нейтральной зоне Ромашкин сначала ничего не увидел, кроме грязного
снежного поля, покрытого воронками, будто оспой. "Где же танки? Ах, вот
они!" Вдали Ромашкин заметил коробки, похожие на спичечные, они двигались
тремя линиями в шахматном порядке. Их было много, и казалось, все идут на
взвод лейтенанта Ромашкина. Пехота врага еще не показывалась.
Разрыв снаряда оглушил Ромашкина. Он упал, но успел увидеть - в конце
траншеи сорвало с землянки бревна, и они, легкие, будто не настоящие,
полетели высоко вверх, и все заволокло дымом. Ромашкин, шатаясь, поднялся
и подбежал к землянке. То, что он увидел, заставило его оцепенеть: люди,
потеряв свои очертания, были размазаны по стенам. В черной копоти было
много красного и куски чего-то ярко-белого. Ромашкин в ужасе побежал
прочь. Спотыкаясь об убитых и раненых, он бежал по траншее и с отчаянием
думал: "С кем же я буду воевать? Немцы еще не приблизились, а взвода уже
нет!" Только теперь Ромашкин понял, почему в газетах писали о мужестве
бойцов-одиночек - то артиллерист остался у пушки один, то пулеметчик
стрелял из двух пулеметов, то красноармеец вступил в бой с тремя танками.
"Значит, бомбами и снарядами фашисты перемешивают наших с землей и лишь
тогда идут в атаку! Как же с ними воевать? Они приходят в траншеи, когда в
них почти нет живых! А где же наша авиация, артиллерия? Почему нас не
прикрывают?"
Ромашкин поглядел в небо - там кружили темные крестики, звука моторов не
было слышно из-за артиллерийской канонады. "Значит авиация есть!" Да и
среди приближающихся танков то и дело вскидывались черные фонтаны земли. А
один танк уже дымил, и ветер тянул черно-белый шлейф через поле. "Значит,