"Владимир Васильевич Карпов. Взять живым! (про войну)" - читать интересную книгу автора

со мной будешь фокстротить, как я выходила тебя.
Ромашкин смущался, но поддерживал шутку.
- Мы с вами румбу оторвем, тетя Маня.
Госпиталь пополнялся новыми ранеными. Стоны, ругань, крики слышались в
большом зале и в классах. Вновь прибывшие приносили в дом свежесть
морозного воздуха. Но через день, другой все входило в прежнюю колею.
Многие тяжело раненные умирали - их уносили. Тем, кто выживал, облегчали
страдания. А воздух наполнялся гнилостным запахом старых ран.
Ромашкин уже стал ходить. Когда показывали кино, он со своей табуреткой
отправлялся в общую залу, шутил с молодыми сестрами.
В его палате появился новый сосед - старший лейтенант Гасанов. Ему
оторвало стопу, но он еще не понимал этого, просил Ромашкина:
- Накрой ногу, мерзнет.
Ромашкин расспрашивал Гасанова о последних боях.
- Ты где был, на каком участке?
- Истру знаешь? Водохранилище там.
- Слыхал.
- Вот его и удерживали.
- На берегу легче обороняться, это не то, что в открытом поле.
- Легче, говоришь? Оно же замерзло, как по земле ходить можно.
- Правильно. Да ты говори спокойно, не волнуйся.
- Как говорить спокойно, если оттуда нас выбили? Понимаешь, ночью по льду
подошли, атаковали, захватили плацдарм. Вот на этом плацдарме меня и
ранило в плечо и в ногу. Ты не видал, большая у меня рана?
- В бинтах все, - опуская глаза, врал Ромашкин.
- Ну ничего, зарастет. Так вот, понимаешь, они к нам по сплошному льду
подкрались, а мы, когда вышибали их, в атаку шли где по льдинам, .а где
вплавь между ними. Разбило все нашими и немецкими снарядами. Ух, и вода
была! До сих пор нога мерзнет. Закрой, пожалуйста, будь другом.
Ромашкин сам уже ходил на перевязки и за лекарствами, подолгу задерживался
в процедурной, разговаривал то с рыженькой белолицей Ритой, то с
черноглазой татарочкой Фатимой. Мария Никифоровна теперь все время
хлопотала у койки Гасанова, что-то ворковала ему про "танции", про теплый
Ташкент, куда его скоро эвакуируют, а там - на родине - он непременно
согреется.
Дни в госпитале тянулись однообразно и скучно. Раненые, в большинстве
молодые парни, как только начинали ходить, искали развлечений. А что
придумаешь в четырех стенках? Но все же забавлялись. У красноармейца
Посохина не ладился желудок, ему делали клизмы. Как только он удалялся в
процедурную для принятия очередной порции воды, несколько бойцов занимали
все кабины в уборной. Посохин бегал вдоль дверей и с нарастающим смятением
звал:
- Братцы, откройте! Ребята, нельзя же так!
Вся большая палата хохотала. Потом и Посохин смеялся, он был добродушный
парень. Как он ни хитрил, как ни старался юркнуть в процедурную
незамеченным, за ним приглядывали, и представление повторялось.
Другому бойцу положили в сапог щетку, и он, сунув босую ногу, испуганно
заорал; третьему в компот подсыпали хины и долго ждали, пока он хлебнет
этой смеси. За сестрами ухаживали наперебой, тут разгоралось отчаянное
соперничество.