"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

кнут, хищно ощерясь, будто вживляя в себя ненависть к человеку, ничем не
обидевшему его, стал приближаться к раздетому мужику, по спине которого от
предчувствия боли прокатилась судорога. Он вперился в эту спину взглядом,
резко занес над головой короткое кнутовище и быстро прокричал то, что кричат
обычно до удара все палачи и что он, наверное, слыхал на площади большого
города:
- Поберегись, ожгу-у-у!!
Кнут сочно вспорол воздух, выгнувшись над головой палача затейливой
петлей, и со щелчком опустился на голую спину казнимого, который судорожно
дернул плечами и лопатками и дико проорал скорей от страха, чем от боли:
- Ой! Помилосердствуйте, братцы!! Сжальтесь! ! Не губите душу
православную!!
Смотрящие охнули. По толпе пробежало какое-то движение. Кто-то крикнул:
- Душегубцы! За что сечете?!
Но старик в капитанском мундире, словно боясь, что палач прекратит свою
работу, прокричал пронзительно:
- Да секи же ты, черт! Секи! Чего встал?
- Поберегись! Ожгу!! - во второй раз прокричал палач и с харкающим
звуком снова взвил над собой длинную петлю кнута, кончик которого, сухой и
твердый, ввиду неверного удара впился теперь не в спину раздетого мужика, а
в плечо державшего его руки инвалида.
Служивый плаксиво взвизгнул от боли и схватился рукой за обожженное
кнутом место. В толпе рассмеялись:
- Так его, так, Евграф! Секи покрепче! Вдругорядь не полезет палачу
пособлять!
Засмеялся и сам казнимый, хотя кровь из распоротой кожи текла сильно,
прямо на спущенные до середины худого зада холщовые штаны. Палач же, досадуя
на себя за неверный удар, в следующие разы бил уже осмотрительней,
приноровясь к непривычной своей работе, и к седьмому удару вся спина
наказанного выглядела сплошным кровавым месивом, и он уже не смеялся, а
только еле слышно говорил, с трудом ворочая задеревеневшим языком и
разлепляя запекшиеся губы:
- По-ми-ло-серд-ствуй-те, брат-цы...
К десятому удару он уже не мог стоять на ногах, которые подогнулись в
коленях, - замычал что-то совсем несуразное и повис на спине инвалида.
- Будет с него! - махнул рукой старичок в капитанском кафтане, и палач,
уже занесший над головой руку с кнутом, остановился.
Все увидели, что сделал он это с явной неохотой, словно пожалев о конце
понравившегося ему дела. Потом достал из кармана грязную тряпицу и стал
вытирать ею окровавленный кнут.
Человек в черном кафтане, который так и не надел свою шляпу, смотрел на
происходящее, стоя у телеги и ничем не выдавая своего отношения к экзекуции.
Напротив, он был совершенно равнодушен, только широкие его ноздри сильно
порой раздувались, будто он принюхивался к чему-то. Он видел, как уносили
избитого, как потихоньку стала расходиться толпа казаков и баб, видел, как
солдат, привезший его сюда, подбежал к капитану и с положенной церемонией
отдал ему пакет за пятью красными сургучными печатями. Капитан тот пакет
разорвал немедленно, что-то спросил у солдата, который махнул рукой в
сторону телег. Тогда капитан, быстро ступая тощими ногами, обутыми в оленьи
торбасы, направился к телегам. Приехавшие разглядели в нем довольно бойкого