"Сергей Карпущенко. Месть Владигора ("Летописи Владигора" #8)" - читать интересную книгу автора

не помнил, - должно быть, одна лишь мать, которая с годами смирилась со
смешным прозвищем сына и радовалась за него, когда видела, что он неизменно
первым бывает и в беганье наперегонки, и в игре в бабки, и в драках, часто
случавшихся на улицах Пустеня. А уж когда подрос Муха, то трудно стало
счесть его проказы с девчатами, что прибавило парню, с одной стороны, славы,
с другой - хлопот, потому что били его порой соперники нещадно.
О проворстве Мухи знали не только соседи по улице. Расторопные да
ловкие ой как нужны были и при княжеском дворце, и, когда парнишке шел
двадцатый год, востребован он был ко двору Грунлафа, где поначалу стал
рассыльным в пределах палат дворцовых, чуть позже - скороходом, а потом
получил должность княжеского гонца с особыми уж привилегиями и с опричным
окладом и полномочиями. Когда же налетела на Борею пора лихая и возникла
надобность скликать к Пустеню войско со всех сторон страны, то Муха стал из
первых, кто поскакал к Гилуну, чтобы изложить ему причины неожиданной войны.
Прежде редко вдавался Муха в тонкости доверяемых ему поручений. Ну
скажут что-то на словах - мчись да слово в слово и передай. На этот раз,
погоняя своего коня, еще в дороге призадумался: "Вот-де Грунлаф-князь
задумал с Владигором воевать, да еще так жестоко, что ни князя, ни жителей
Синегорья в живых оставить ему никак нельзя. Недоброе это дело..."
Еще и прежде слышал Муха о состязании стрелков, сам приходил смотреть,
видел и урода, называемого Владигором, но никак не мог поверить, что Кудруна
умерла по его вине. Сердце юноши говорило ему: "Не Владигора тут вина! Сам
он жертвой невинной стал. И не Владигор причина смерти красавицы Кудруны,
даже если и урод он. Чары то, все чары!"
И вот мчался по заснеженной дороге Муха к повелителю гарудов, а сердце
в такт топоту копыт так и стучало, уговаривая: "Ой, не езди! Ой, не
передавай приказ Грунлафа! Сам же ты наполовину синегорец, да и братские по
крови-то мы народы, на языке одном говорим!"
Но поручение не выполнить Муха не мог. До Гилуна успешно доскакал, был
принят во дворце его с честью, все слово в слово передал, а уж когда назад
легла дорога, то как будто за плечи кто схватил его или за полы шубейки да
приговаривал: "Сучий ты, Муха, требух! Серебришком маленько захотел
разжиться за свое проворство? Ну съедутся вместе четыре князя, посекут
неведомо за что деревни синегорские, одна из которых, между прочим, тебя
родила. Поделят они престол Владигора, а сам-то Владигор ни в чем и не
виновен. Получается, ты этому и пособничаешь, так, что ли?"
И вот как-то сами собой потянули руки узду коня в другую сторону, не к
Пустеню, а на восток, и мысль ехать поскорей в Ладор, чтобы предупредить
синегорцев о грозящей им опасности, укрепилась в сознании Мухи. В Пустень
решил и не заезжать он, хоть взятая в дорогу торба с овсом для лошади была
уж на исходе.
"Ничего! - думал азартно Муха. - Куплю где-нибудь в дороге конского
корму, не по пустыни ехать! Серебро в кошельке позвякивает, слышно аж за
версту!"
Не раз бывал он в Ладоре с известиями от князя игов, а поэтому дорога
хорошо была ему известна. Боялся только загнать коня, поэтому останавливался
часто во встречных деревеньках, давал скакуну роздых, сам грелся сбитнем, ел
щи крестьянские. Каждый по одежде его добротной принимал Муху за человека
знатного. К тому же меч, кинжал и лук в кожаном расшитом чехле вызывали в
смердах невольное почтение, а поэтому не мешкая помогали они Мухе