"Сергей Карпущенко. Месть Владигора ("Летописи Владигора" #8)" - читать интересную книгу автора

санями с оружием, мешками с провизией, скарбом, шкурами (чтобы укрываться в
пути), плотничьим инструментом. Войско ощетинилось торчащей кверху щетиной
копий, рогатин, пик, на которых трепыхались разноцветные прапорцы. Войско
беспорядочно шевелилось, слышались приглушенные человеческие голоса, конский
храп, скрип, звон оружия. Порою все эти звуки перекрывала громкая команда
какого-нибудь военачальника и тут же захлебывалась, тонула в общем
нестройном гуле...
Но и воеводы-дружинники, и тысяцкие, и сотники, и десятские знали, что
лишь только прозвучит княжеский приказ трогаться в путь, и весь этот хаос
тотчас превратился бы в космос. Каждый военачальник знал, где стоят дружины
и ополчение игов, которые и в предстоящих сражениях должны были по
заведенному издревле порядку выступать в бою против врагов только плечом к
плечу со своими земляками. Так же и гаруды, и плуски, и коробчаки хоть и
были союзниками игов, но ни в походе, ни в бою не захотели бы отделиться от
своих. Все они были потомками когда-то маленьких семей, позднее разросшихся
в племя, и каждый воин помнил это кровное родство, и общая кровь, по
старинному поверью, в бою обязательно должна была помочь соплеменникам
победить.
- Вон уж князья и жрецы показались! - послышались голоса, и люди стали
вставать на возы, вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть прибывших.
- Где? Где? Вон те, что к идолу Перунову идут?
- Кажись, они!
- А вон и скотинку на закланье гонят! Эх-ма! Сколько пожрет сейчас
Перун добра-то! Сотня телок, сотня овечек, сотня козочек. И все ему в пасть,
ненасытному...
Но строгий окрик остановил говорившего:
- А ну-ка, ты, побыстрей свою пасть-то закрой! За святотатство и сам на
алтарь возлечь можешь! Начало походу дать надо доброе!
Но откуда-то со стороны слышался негромкий насмешливый голос:
- Да не Перуну же скотинка вся эта пойдет. Жрецы себе возьмут,
известное дело.
- Эх, нам бы отдали скотину зарезанную, а кровь-то выпущенную себе
забрали да Перунову идолищу попить дали. Вот все и были бы сыты!
И воин, говоривший это, захохотал, но поддержан толпой не был - каждый
боялся кощунствовать, но не потому, что мог быть услышан десятским и
подвергся бы жестокому наказанию за святотатственные речи, просто в
большинстве этих грубых сердец жила вера, что Перун защитит их в бою, пошлет
их стрелы прямо по назначению, придаст верность удару. И сейчас, когда богу
принесли столько прекрасных даров, все испытывали уверенность, что Перун
примет эти дары и воздаст за них сторицей. Ведь все они соблюдали в
общежитии простое правило, согласно которому, как же иначе, жил и Перун:
"Если тебе дарят что-то хорошее, ценное, то как же ты посмеешь ответить
дарителю злом?"
И полилась кровь. Жрецы и их помощники кривыми широкими ножами резали
горла молодых коров, овец и коз, укладывали трепещущие тела у основания
высокого, расписанного пестрыми красками деревянного изображения бога,
широко открытыми глазами слепо смотревшего на толпы воинов. А жертвы все
прибывали и прибывали. Скоро тела мертвых животных скрыли и голову Перуна, и
воины вздохнули с облегчением: им было тяжело выносить взгляд этих страшных
деревянных глаз, окрашенных ярко-красной краской.