"Анатолий Карташкин. Фуга Баха в понедельник" - читать интересную книгу автора

Саулитис ничего не хотел слушать, заладил одно - прошу как друга. Большой
ребенок, одно слово. Что сделаешь, пришлось его выручать. Назавтра я зашел
на работу, оформил отгул и поехал в Вайвари. Саулитис живет в Вайвари, я
забыл сказать, извините.
С телевизором я справился быстро. Немного барахлил строчник да
нарушился контакт на выходе трубки. Такие задачки сейчас решают школьники.
Саулитис просто не любит думать систематически, иначе он давно сам бы смог
бороться с такими дефектами. Я пропаял концы, подключил сеть и проверил
программы. Испытательная таблица в одном канале, знакомый свист в
другом... Не люблю свиста. Переключил еще раз - стала прослушиваться
какая-то мелодия...
Я подрегулировал звук - фуга Баха. Да, сегодняшняя... Что вы, у меня за
плечами - музыкальная школа, хотя это, правда, было очень давно... Так
вот, звук шел, а на экране прямо метались какие-то расплывающиеся помехи.
Я решил немного подождать, пока все установится. Встал, прошелся по
комнате и увидел на соседнем столе магнитофон. Саулитис, он хотя и
музыкальный скептик, но эстраду слушает и иногда даже записывает мелодии с
телевизора. Но магнитофон у него, насколько я знал, уже несколько месяцев
пребывал в нерабочем состоянии. Я приподнял его, открыл, заглянул. На
тонвале обрывки пленки, куда-то делся пассик - да, в этом весь Саулитис.
Поправлять надо было, как говорится, еще вчера, и я принялся за работу.
Фуга между тем все звучала. Звук то слабел, то усиливался, но в общем
слышимость была хорошей. Работать под музыку вовсе не плохо. Конечно, если
знаешь, что надо делать. Когда не знаешь, музыка не помогает... Скоро я
закончил, перевернул магнитофон в нормальное положение, поставил пленку и
несколько раз прокрутил кассету пальцем. И случайно взглянул на светящийся
телевизионный экран.
На меня смотрела женщина. Молодая женщина.
Она сидела за роялем и играла Баха. Мне бросились в глаза ее руки.
Казалось, что они, а не клавиши излучали мелодию. Женщина слегка
улыбалась, чуть-чуть покачивала головой и внимательно взглядывала на меня.
С экрана будто исходило сияние. А я... Стою у стола, держу палец на
кассете, уставился, как идиот, и не могу оторваться... Знаете, мы с
Саулитисом оба старые холостяки и, конечно, немного отвыкли от женского
обаяния. Поэтому внутри нас - робость не таких уж маленьких размеров. Но
тут... Я почти сказал экрану - люблю тебя. Вот так, просто. Совершенно без
неловкости, без размышлений. Почти сказал. А вслух не произнес ничего. Не
успел. По экрану забегали штрихи, и изображение тут же пропало.
Я стоял и ждал.
Но больше ничего не было, одни мелькания. Я не отходил от телевизора, я
просмотрел все каналы. Потом еще раз и еще. Напрасно... Видно,
телепередача кончилась, так я подумал.
Что оставалось делать? Я выключил телевизор, оставил Саулитису записку,
оделся и вышел из дома. На улице меня встретила удивительно ясная
свежесть. Сосны, тишина, деревянное крыльцо с солнечными пятнами - и
никого вокруг. Было непривычно легко. Хотелось чем-то одарить мир. Я
неторопливо пошел мимо небольших аккуратных домиков, полускрытых за
деревьями, и они улыбались, а над соснами искрилось солнце.
Вот и берег моря. Одинокие пучки травы. Мягкий плотный песок. Далекая
дымка на горизонте. Я подошел к воде, постоял. Потом двинулся вдоль