"Бьой Адольфо Касарес. Изобретение Мореля" - читать интересную книгу автора

женщиной - коленопреклоненная фигура маленького мужчины, сделанная из
листьев (под этим изображением я поставлю в скобках слово "я").
Внизу будет надпись:
Возвышенный, близкий и тайный магнит, как роза, живое молчанье хранит.
Моя усталость уже перешла в болезнь. Я мог бы сделать себе божественный
подарок - улечься под деревьями и отдыхать до шести. Но я отложу это
удовольствие. Наверное, я слишком возбужден и оттого ощущаю настоятельную
потребность писать. Предлогом служит мысль, что отныне передо мной
открываются три варианта будущего: либо общество этой женщины, либо
одиночество (то есть смерть, мертвым пробыл я последние годы, но сейчас,
после встречи с женщиной, это уже невозможно), либо грозное судилище. Так
что же меня ждет? Трудно предугадать заранее. Однако работа над этими
записками может обострить столь полезную способность к предвидению и,
пожалуй, благоприятно повлияет на будущее.
Я работал точно под властью чар - результат словно бы не вытекал из
моих действий. Наверное, именно в этом и заключается волшебство: надо со
всем усердием трудиться над каждой операцией, сосредоточиться на посадке
каждого цветка, точно подогнать его к предыдущему. В ходе работы нельзя было
понять, что получится в конце - беспорядочное скопление цветов или женская
фигура.
И однако, произведение мое не кажется неряшливым, оно отличается
достаточной чистотой линий. Я не смог выполнить задуманное. Мысленно как
будто нет особой разницы - делать женскую фигуру сидящей, с руками на
колене, или стоящей; но выложить из цветов первую почти невозможно. Моя
женщина стоит прямо, расставив ступни, повернув голову в профиль, и смотрит
на заход солнца. Голова - это лицо и платок из лиловых цветов. Кожа
получилась плохо. Я не смог добиться смугловатого оттенка, который и
отталкивает и привлекает меня. Платье - из синих цветов, оторочено белой
каймой. Солнце сделано из странных здешних подсолнухов. Море - из тех же
цветов, что и платье. Я стою на коленях, в профиль, маленький (примерно в
треть женской фигуры), зеленый, выложенный из одних листьев.
Надпись я изменил. Первая получилась слишком длинной, чтобы выписывать
ее из цветов. Я превратил ее в следующую. От смерти пробудила ты меня.
Хорошо, что я был мертвецом, страдавшим бессонницей. Ради красивой
фразы я пренебрег вежливостью. Подпись могла читаться как скрытый упрек. Но
все-таки я вернулся к той же идее. Думаю, меня ослепляло желание представить
себя бывшим мертвецом и привлекала банальная находка, казавшаяся мне
литературно очень удачной - заявить, что смерть рядом с такой женщиной
невозможна. Вариации в рамках этой куцей мысли порой оказывались
чудовищными:
Ты мертвеца здесь к жизни пробудила, Или: Был мертв я - а теперь горю
любовью.
Расстроившись, я отказался от своего намерения. Надпись из цветов
гласит:
Скромный знак робкой любви.
Все случилось так, как примерно и стоило ожидать, - просто, нормально,
неожиданно благоприятно. Я погиб. Разбивая этот цветочный узор, я совершил
страшную ошибку, подобно Аяксу - или еще кому-то из эллинов, уж не помню, -
заколовшему животных, но в этом случае заколотые животные - я сам.
Женщина пришла раньше обычного. Она оставила сумку - из которой