"Бьой Адольфо Касарес. Пауки и мухи" - читать интересную книгу автора

деревенском доме, женщина сидит за прялкой? В моих кошмарах наша комната
точно такая же. Человек говорит себе: здесь ничего не может произойти, и
оттого еще страшнее все, что происходит потом.
- Прекрасно. Еще что-нибудь примечательное? - Когда я смотрю в окно, я
почти никогда не вижу железнодорожные пути. Обычно за окном каналы, низкие,
залитые водой поля, море на горизонте.
- Вы жили на берегу моря?
- Какое море? Я из дальней провинции. Никогда не жил на берегу, никогда
не видел моря. Я увидел залив Ла-Плата только в Буэнос-Айресе.
- Буду с вами откровенен. Я ничего не могу сделать для вас и могу все.
Поймите, вы словно в глубокой яме. Хотите выбраться из нее?
- Еще бы не хотеть.
- Тогда сейчас же поедемте в Турдеру. Уверяю, Сколамьери вас не
разочарует. Что я вижу в ваших снах? Я бы сказал, что вы украли их у
другого. Что еще? Измена - значит верность. Каналы - плохие друзья.
Деревянные башмаки - вы порядком сластолюбивы. Но я тут - не авторитет.
- А кто такой Сколамьери?
- Некий сеньор, мой друг, который живет в Турдере. Он занимается йогой,
наделен даром толковать сны, учит человека дышать, мало ли что.
Посоветуйтесь с ним.
- Знаете, дружище, - ответил Рауль, - не сердитесь, но я сейчас не
расположен ни ехать в Турдеру, ни открывать душу йогу или как там зовется
этот индус.
Мансилья настаивал, Рауль был тверд; консультацию отложили до другого
раза. Когда они расстались, Рауль понял, что сейчас ему не до виноторговли.
Он сел в поезд и поехал домой. И еще он понял, что никогда не поедет к йогу,
потому что это ему уже ни к чему. Разговор очень утомил его - он устал
больше, чем если бы целый вечер ходил пешком по Буэнос-Айресу, собирая
заказы, - но вместе с тем принес облегчение. Пелена спала с его глаз.
Застыв на сиденье, усталый, счастливый и чуть растерянный, он размышлял
об опасности, которой подвергался. Ему зримо представлялось недавнее
безумие - оно как распавшаяся скорлупа, он высвобождался из нее, он был
спасен. Теперь ему не хватит всей жизни, чтобы заслужить прошение жены.
Когда он вышел на станции Колехьялес, ему показалось, будто все как-то
странно на него смотрят. Он пошел было домой, но подумал, что если человеку
кажется, будто на него странно смотрят, - значит, он не в себе; чтобы все
прояснить, он направился к газетчику. Тот тоже посмотрел на него странно. -
Вы еще не знаете, дон Хихена? - спросил он после паузы и указал рукой. - Она
перешла вон там, через улицу Хорхе Ньюбери, и упала прямо на рельсы, под
электричку, шедшую в Ретиро.
В разговор вмешались другие. Они упоминали про машину "скорой помощи",
полицейского комиссара, двух санитаров - один из них немного гнусавил, а
второй был сыном некой доньи Рамос, о которой Рауль слышал впервые. А люди
утверждали с пеной у рта, что санитар - непременно сын доньи Рамос. Рауль
понял, что должен идти в комиссариат, но, словно влекомый непреодолимой
силой, направился домой. Он шел, ничего не видя, точно автомат, запомнил
только, как при переходе через улицу Федерико Лакросе его обругали из
проезжавшего грузовика. А потом он услышал еще один голос, близкий и
ласковый. Непонятно как он очутился в комнате сеньориты Криг. Старуха
смотрела на него своими тесно посаженными глазами, ее мокрые губы