"Адольфо Касарес. Дневник войны со свиньями " - читать интересную книгу автора

- Свиньями, - поправил Рей.
- Свиньями или совами, - ответил Аревало. - Сова - символ философии.
Мудрая, но отталкивающая.
Они въехали на кладбище и прошли в часовню. После заупокойной службы
опять расселись по машинам; Видаль заметил, что их машина была третьей и
последней в процессии. Было жарко. Ехали медленно.
- Что ты там говорил, Видаль, - спросил Аревало, - о хорошенькой
девушке, которая умерла молодой?
Видаль не сразу сообразил, о ком речь.
- Да, я по ней с ума сходил. Ее звали Селия. Машина резко затормозила.
По лобовому стеклу
расползлось искрящееся белое пятно, стекло растрескалось, стало
непрозрачным. Видаль открыл дверцу и вышел посмотреть, что случилось. Его
поразила необычайная тишина, словно остановился не только траурный кортеж,
но весь мир замер. Из первой машины вышел большерукий и, как бы в
патетической пантомиме, поднес к лицу обе свои огромные руки. Позади повозки
с цветами толпа - люди смеялись, плясали, судорожно извивались, резко
распрямлялись. Видаль разглядел, что лицо большерукого покрыто кровавой
пеленой, и лишь тогда понял, что судорожные движения людей в толпе
объяснялись тем, что они замахивались и бросали камни.
- Мы очутились в мышеловке! - простонал Данте. Вокруг сыпались камни.
Кто-то сдавленным голосом выкрикнул:
- Бегите!
Этого возгласа оказалось вполне достаточно, чтобы Видаль бросился
наутек. Когда же дыхание у него пресеклось, он упал наземь, ползком добрался
до какой-то тумбы и спрятался за ней. Ползти по траве, по земле было
неприятно. Содрогнувшись, он встал на ноги. Но в тот же миг рядом упало
несколько камней, и он снова пустился бежать, пока хватило сил, а потом
зашагал, думая, что заблудиться он не должен и что кладбищу этому конца нет.
Вдруг он ощутил мягкие удары, будто кто-то барабанил пальцами по его спине,
затылку. Это были капли. Крупные тяжелые капли. Начался дождь. Видаль
подумал: "Нечистый дождь, он смешивается с потом". Торопясь, временами
спотыкаясь, он все шел вперед, пока не оказался на улице Хорхе Ньюбери,
затем, прихрамывая, выбрался на авениду Коррьентес, по другую сторону парка.
"Есть слово, - сказал он себе. - Есть такое слово". Он был чересчур
возмущен, чтобы найти это слово, но наконец все же вспомнил: "Мучение. Какое
мучение". И еще подумал: "Остановлю первое попавшееся такси". Проехало
несколько такси, все мчались мимо, как бы не замечая его поднятой руки. Он
зашел в бар и, тяжело облокотившись на стойку, попросил:
- Кружечку очень холодного пива и два куска ветчины.
Хозяин, протирая тряпкой сушилку для посуды, сказал ему:
- Если вам угодно, сеньор, но я бы не советовал. Слишком душно.
Чтобы не показаться упрямым, Видаль поблагодарил и направился к выходу.
"Чего от нас ждут, и вполне резонно, - подумал он, - это чтобы мы позволяли
себя мучить. Коли ты стар, поделом тебе".

27

Снаружи лило как из ведра, и Видаль вопросительно взглянул на своего
советчика за стойкой. Тот, вероятно ожидая этого взгляда, быстрым, резким