"Адольфо Касарес. Дневник войны со свиньями " - читать интересную книгу автора

разрешения воспользоваться их телефоном. Вставные челюсти стали для него
какой-то манией. Он готов был поклясться, что девушки его разглядывают и
сплетничают о нем, будто он урод или единственный человек с искусственными
зубами. Его удивило одно обстоятельство: приготовясь ко всему, он не заметил
ни одной улыбки, ничего такого, что походило бы на насмешку. Он увидел
серьезные, озабоченные, нахмуренные лица, похоже, чем-то испуганные, может,
сердитые. Это показалось ему странным.
Он позвонил Джими, но там никто не ответил. У Рея подошла дочка и
сказала, что отец вышел и что она просит их не беспокоить. Между тем одна из
швей, блондинка с белой кожей по имени Нелида, напоминавшая ему, хотя бы
именем, его когдатошнюю Нелиду, упорно смотрела на него, как бы желая что-то
ему сказать. Ну если она действительно хочет с ним поговорить, она может
найти удобный случай (она жила в этом же доме вместе со своей подругой
Антонией и матерью Антонии доньей Далмасией). Видаль всегда чувствовал себя
неловко, когда во время разговора по телефону на него смотрели. Он терялся,
как если бы его стали перебивать во время трудного экзамена; еще более
неприятно было, если смотрели, когда его роль в разговоре была невыигрышной.
Ребячество? Порой Видаль спрашивал себя, чему мы научаемся с годами - не
тому ли, чтобы мириться со своими недостатками? Мельком он взглянул на
устремленную на него пару глаз, на нежную белую кожу, на округлости грудей
под трикотажной кофточкой и сказал себе, что для поклонника красоты ничего
нет прекраснее, чем молодость. Сердце у него вдруг заныло, и он еще подумал,
что девушки в этом возрасте способны на всякие безумства, но что он-то,
стоящий здесь с растерянным видом, уж наверно кажется им дурак дураком. Он
оставил на полочке деньги за разговор и ушел, не желая долго занимать
телефон.
Лучше он зайдет в ресторан и там спокойно поговорит по автомату. К тому
же купит газету, узнает, действительно ли платят, как утверждали Фабер и
другие, пенсию за май. Прежде чем выйти из дому, он огляделся, не бродит ли
тут управляющий, обжившийся в Аргентине галисиец, анархист, ревниво
соблюдавший интересы домовладельца. К счастью, не было в холле и сеньора
Больоло, который из смутной ненависти к роду человеческому бесплатно служил
галисийцу соглядатаем. Каждый месяц, с приближением 20-го числа, когда
Видаль обычно получал пенсию и платил за квартиру, он старался избегать
встречи с этими двумя субъектами.
Было приятно идти по улице в солнечный день, "разминать коленки", как
говаривал Джими. Утро было безоблачное, и в подтверждение пророчеств
мальчиков холод не ослабел. Выйдя на улицу, Видаль увидел, что мастерская
обойщика заперта.
- Полдень еще далеко, а они уже закрылись, - сказал он себе
беззлобно. - Народ нынче работать не любит. Ну и жизнь пошла!
И про себя отметил, что у него всегда находится повод поговорить с
самим собой и выдать какую-нибудь сентенцию.
На телефоне в ресторанчике, как обычно, красовалась записка: "Не
работает". Направляясь по улице Лас-Эрас к площади, он спросил себя вслух,
чем объяснить, что это городское утро кажется особенно красивым и радостным.
Правда, некоторые встречные смотрели на него как-то слишком пристально, и
это было неприятно. Очень странно, подумал он, что вставные челюсти так
привлекают внимание, и тут же успокоил себя: "В конце-то концов, рот ведь у
меня закрыт". Неужто вставные зубы и обращенные на него взгляды были